Клянусь, что исполню... - Хилари Норман Страница 39

Оливия прекрасно знала, что делает, – она была бы жалкой лгуньей, если бы попыталась отрицать это, – и все-таки, точно так же, как Джим, чувствовала, что не вполне владеет ситуацией. В мозгу ее, подобно унылой барабанной дроби, ворчал сверчок благоразумия. Джимми, конечно, никогда ее не обидит, и тем не менее если они вовремя не остановятся, то обоим в конце концов будет больно, очень больно. И все-таки она очертя голову плыла по течению. По ее просьбе он открыл бутылку «Крюг», которую она поставила в холодильник три дня назад, – оба всегда любили шампанское, и сейчас пенистый бокал пришелся как нельзя кстати. Потом она прошла прямо в ванную, открыла краны и вылила в воду чуть ли не треть флакона пены для ванн «Герлен». Интересно, мимоходом подумалось ей, откуда у Джимми, любителя быстро принять душ, взялось в ванной такое снадобье – кто его ему подарил, и на миг ее захлестнула идиотская ревность. А когда ванна наполнилась, она закрыла краны и вернулась в комнату за Джимми и шампанским.

Она залпом выпила добрых полбокала, заставила Джима сделать то же самое и вновь наполнила бокалы.

– Пошли, – заявила она.

– Куда? – словно в тумане, спросил он.

– Пошли, и все. – Она понимала, что должна действовать быстро, пока ее храбрость не улетучилась, как пузырьки пены из ванны.

Джим заглянул в ванну, обернулся, и тут его охватило благоговение и неимоверный восторг: он увидел, что Оливия расстегивает шелковую блузку и стягивает джинсы от Келвина Кляйна, которые дала Луиза. Она носила бледно-голубой вышитый бюстгальтер и трусики в тон. Тело ее было стройным, крепким и гладким, а пупок – самым прекрасным, самым изысканным, какой он видел.

– Кто из нас упал со скалы – ты или я? – спросил он, не понимая, отчего вдруг так застучало в висках – то ли от шампанского, то ли от зрелища обнаженного тела Оливии.

– Наверное, оба. – У нее перехватывало дыхание.

– Да, – только и сумел сказать он.

– Пошли, – снова сказала она. – Пока мы не передумали.

– Значит, мы уже решились? – тихо спросил он.

– О да, – с улыбкой ответила Оливия. – Мне нужно принять ванну. Твои родственники так долго убеждали меня в этом, что я наконец решила послушаться. – Она заглянула ему в лицо. – Тебе тоже нужна ванна, – заявила она.

– Определенно, – согласился он и онемевшими пальцами принялся расстегивать ремень.

– Незачем зря тратить воду, – рассудила Оливия, скинула лифчик и трусики и, не бросив на него ни единого взгляда, шагнула в ванну, с наслаждением погрузилась в пенистую воду и с долгим вздохом закрыла глаза.

Его плоть была тверда, как камень.

– Ты не против, если коврик намокнет? – спросила Оливия, не шевелясь, не открывая глаз.

– Нет. – Он внезапно охрип. – Ничуть.

– Отлично.

Ванна была обычного размера. Он попытался усесться лицом к ней, но в спину упирались холодные стальные краны. Она по-прежнему не шевелилась, не сделала попытки подвинуться, освободить для него хоть чуточку места, она лишь открыла глаза и внимательно смотрела на него. Грудь ее была светлее, чем остальное тело, а соски, нежного темно-персикового оттенка, упруго торчали. Джим решил, что его вот-вот хватит сердечный приступ.

– Выпьем шампанского, – объявила Оливия.

– А потом?

– Надо полагать, помоемся.

– И я должен буду вымыть тебя? – спросил он чуть ли не с покорностью.

– Я бы не отказалась, – с жаром ответила она и вежливо добавила: – Если хочешь.

– О да, конечно. – Он потянулся за мылом «Роджер и Гэллет» с запахом сандалового дерева и порадовался, что приобрел этот сорт вместо обычного «Дав».

Ее ноги оказались на удивление мягкими, ногти были выкрашены тем же розовым лаком, что и ногти на руках. Джим смотрел на свод ее стопы, борясь с искушением пощекотать розовую подошву. Впервые за много часов он вспомнил Кэри – все годы совместной жизни она регулярно, как по часам, посещала гимнастический зал, ее тело было безупречным, однако иногда оно казалось ему слишком твердым, каким-то неподатливым. Оливия же совсем другая – в ее теле нет ничего твердого, кроме, разумеется, сосков.

– Это что, еще одно лекарство для моего исцеления? – внезапно спросил он. – Пойми, я не возражаю, совсем не возражаю, я еще не настолько сошел с ума, просто хочу точно знать, что происходит.

– Замолчи, – сказала она. – Намыливай меня и не болтай чепухи. – Она улыбнулась. – Не забывай, мы свалились со скалы. А после этого может случиться все, что угодно.

Тогда он поцеловал ее. Мыло упало в воду, и Джим не пытался поднять его. Их тела соприкоснулись, он ощутил ее грудь возле своей и подумал: если раньше ему казалось, что он уже твердый, значит, он никогда не знал, как это бывает по-настоящему. Он коснулся ее левой груди и ощутил ее трепет, потом опустил руку в пенистую воду и чуть-чуть раздвинул бедра Оливии, это казалось невозможным – так крепко они были зажаты между его ногами в тесной ванне. Джим потрогал мягкие завитки ее волос и, сдув пену, вгляделся сквозь воду. Пушистое темное облачко шевелилось в воде, словно русалочьи кудри, вселяя в него неописуемый восторг, он провел рукой чуть дальше и услышал тихий стон.

– Дозволено ли мне сказать, что я до сих пор не верю в то, что происходит? – шепнул он.

– Дозволено, – ответила она. – Не останавливайся.

– Не буду, – пообещал он и тотчас же остановился. – Ты уверена, что мы поступаем правильно? – через силу спросил он. – Если передумаешь, только скажи, и ничего не будет.

– Ты что, с ума сошел? – охрипшим голосом спросила Оливия, опустила руку в воду, нашла его и обхватила пальцами.

– Боже, – простонал он. – О боже мой.

И тогда началось всерьез. Весь мир полетел к чертям, они так измучились, так изголодались друг по другу. Их губы сливались, сливались тела, вода волнами выплескивалась из ванны. Им хотелось касаться друг друга всем телом, хотелось ощутить, познать каждую клеточку. Слились воедино все дни рождения, все дни Рождества и Хануки, все праздники с незапамятных времен. Чем бы ни была эта могучая, всепоглощающая жажда принять этого мужчину, такого любимого, такого родного, ощутить его в себе, внутри себя, чем бы она ни была, эта жажда, – чистой похотью или, может быть, чистой любовью, – это не имело значения. Все равно, как ни назови, это было, и все было так, как нужно, и Оливия знала только одно – никогда, ни разу в жизни она не испытывала такого невообразимого, полного, светлого, радостного счастья.

Им пришлось вылезти из ванной, там было слишком тесно. По дороге они опрокинули бутылку шампанского – и не заметили этого. Они схватили полотенца и принялись вытирать друг друга, но каждое прикосновение воспламеняло, обжигало. Они просто бросили полотенца на пол и потянули друг друга вниз. Оливия сгорала от желания, такого жгучего, всеобъемлющего, какого она никогда прежде не испытывала; она закинула руки за голову и раскрыла ноги, но вдруг увидела, что Джимми неуверенно остановился. Она прочла вопрос в его глазах.