Бал gogo - Женевьева Дорманн Страница 39

И все Бени вдруг стремительно собираются и соединяются одна с другой, превращаясь в одну, пронзенную сильнее, чем святой Себастьян, в дрожащую, но еще живую Бени, которую несут в галопе три сумасшедшие лошади: серая лошадь — это горе, белая — отчаяние, а самая красивая и могучая, та, из чьих ноздрей вырывается огонь, дьявольская и непобедимая черная лошадь — это гордыня. Боже мой! Боже мой, счастье, что сейчас ночь и он не видит, что стало с моим лицом, и что я ничего не могу с ним поделать, глупая, ревнивая идиотка, он влюбился, но в кого, ради всего святого? Кто такая эта стерва? Его руки на ней, его губы на ней, его член между ее бедрами. И еще хуже: его мысли о ней, его взаимопонимание с ней, его слова к ней. Влюбился, он так сказал. Влюбился. Он влюбился. Влюбился, как в меня. Влюбился? Влюбился до слез! Но не в меня. Только не плакать. А потом что? Дышать, как йоги. Быстро отодвинуться. Отодвинуться и говорить. Сказать что-нибудь, не важно что. Что-нибудь обидное. Нет, что-нибудь чудесно умное, легкое и незабываемое одновременно. И уйти, очень быстро убежать (умереть), да, именно так умереть (убежать). Оставить их с их гребаным счастьем, где меня нет. Оставить их на этой высокой ноте и величаво уйти, как Береника, за которой по мраморным ступеням стелилась ее бархатная мантия, пока все не исчезло… ПРОЩАЙ. ПОСЛУЖИМ ВТРОЕМ ПРИМЕРОМ ДЛЯ ВСЕЛЕННОЙ… И медленно спуститься к морю, к забвению, в восхитительном одиночестве, оставляя там, позади, этих несчастных влюбленных, обреченных на смертельный тет-а-тет. Вот так, уйти королевской поступью, проследив, куда ступаешь, чтобы не превратить королевский уход в мультяшное кувыркание. И смеяться, да. Смеяться, смеяться. Вдох, как у йогов, и смех.

И она смеется.

— Это невозможно! Ты влюблен? И в кого же? Кто она?

— Не ОНА, — сознался Вивьян. — Это ОН.

И опускает глаза. Потом поднимает. С тревогой смотрит на нее. И не понимает, почему у нее вдруг такой счастливый вид, почему ей стало легко.

— Расскажи, — мягко просит она.

Он рассказывает о своем приезде в Питермарицбург, в колледж усиленной дисциплины, где за малейшую провинность мальчиков хлещут ротанговой тростью, где обязательно ношение пиджаков и галстуков. Он рассказывает о своем одиночестве, о том, как он задыхался после вольной жизни на Маврикии, и о своем горе, что его оторвали от нее, Бени. А у других ребят с Маврикия, находящихся в Питермарицбурге, своя шумная жизнь, они не могут понять и поддержать его.

— Никого, — вздыхал Вивьян, — даже поговорить не с кем было. Ни одного сносного парня, кроме одного, Кристофера Шелла. Молодой голландский надзиратель, который по-дружески отнесся ко мне.

Очень странная, волнующая дружба постепенно переросла в любовь. Взаимную любовь. Кристофер был на три года старше, и Вивьян был в восторге от него. Он полюбил элегантность и красоту Кристофера, его непринужденность, его чувство юмора и подвижный ум. Кристофер изменил его жизнь в Питермарицбурге, как солнечный луч меняет темную комнату. Изменил он и самого Вивьяна. Сокрушительное открытие: он любил мальчиков. Но это с ужасной оборотной стороной медали, жгучим чувством вины, которое проистекало от его мелкобуржуазного франкомаврикийского воспитания. Не то чтобы однополая любовь — мужская или женская — была неведома на Маврикии, но обычно это скрывают, чтобы не подвергаться насмешкам, особенно это касается мужчин. Достаточного одного слова — «пест» [16], чтобы опустить парня, которого сочтут слишком женственным.

— Вот так, — сказал Вивьян, — теперь ты знаешь все. Я точно знаю, что ты будешь единственной женщиной в моей жизни. У тебя нет ко мне отвращения?

Нет, отвращение — это не то слово. Потрясение — вот что испытала Бени. Она ждала чего угодно, только не этого, и то, что она чувствовала, слушая Вивьяна, было двойственным, она не могла этого отрицать. Когда он признался, что влюблен, она подумала, что речь идет о девушке, и тут она действительно пожалела, что он вместо этого кого-то не убил. А когда выяснилось, что речь идет о мальчике, удивление Бени сменилось успокоением. Парень, это другое дело. Парень не превратит ее в соперницу, как сделала бы девушка. Любовь Вивьяна к этому Кристоферу была для нее очередной странностью его личности, и она принимала ее, как и прочие странности. А то, что Вивьян любит парней, ну и пусть, она единственная будет знать и примет это как еще одно подтверждение согласия между ними. Парней она тоже любила. Решение умолчать о своих приключениях, чтобы не причинять боль Вивьяну, потеряло смысл. Он мог понять все, что происходит с ней, как и она понимала все, что происходит с ним. Тем более что она, как он только что сказал, была в его жизни единственной женщиной, это было очень приятно слышать, тем более что это было правдой. Не без коварства она порадовалась еще и тому, каким ударом это будет для родителей Вивьяна, если они узнают, особенно для тети Терезы, ведь это она приложила столько сил, чтобы уберечь своего сына от женщин.

Тереза де Карноэ была слишком глупа и уперта и не видела того, что бросалось в глаза; мало того, она сама пригласила Кристофера Шелла провести каникулы на Маврикии, признаваясь, что очарована красотой и хорошими манерами этого высокого парня; кроме того, его семья владела банком в Амстердаме и алмазной шахтой рядом с Йоханнесбургом.

Кристофер и вправду был само очарование. Таким же красивым в темноволосом варианте, как Вивьян в светловолосом, он был лучистым, щедро одаренным созданием. В Тамаренской бухте он катался на доске по высоким зимним волнам, с удивительной легкостью перелетая с одного гребня на другой. На фортепиано Кристофер играл, как никто другой. Кристофер мог наизусть читать целые поэмы Рембо и Байрона. Кристофер был веселым, а его смех — неудержимым и заразительным. Кристофер танцевал сегу, как метис. Ему подчинялись лошади. Собаки сворачивались у его ног. Он обращался с женщинами с галантностью, какой они сроду не видели от своих мужей. В течение сорока восьми часов он опутал мать Вивьяна сетью знаков внимания и уморительных шуток Тереза де Карноэ дышала только этим Кристофером, щедро накрывала на стол и ворковала от счастья. Она не вспоминала о своей болезненной страсти к гигиене и думать забыла, что надо вытряхивать все, что под руку попадается. Что до младших сестер Вивьяна, юных девиц в полном расцвете глупости, обычным занятием которых было валяться в гамаке, пожирая сладости, или менять прически и вилять бедрами, то и они, разинув рот, восхищались Кристофером и наперегонки кокетничали с ним, пытаясь соблазнить. О таком женихе можно было только мечтать!

Даже мадам де Карноэ-мать придерживалась того же мнения.

— Это потрясающий парень, — внушала она Бени. — Мне кажется, он интересуется тобой. Он был бы замечательным мужем!

Самого дядю Лоика умиляло присутствие Кристофера, которому предстояла банковская и торговая карьера, когда он сменит своего отца на посту главы влиятельной торговой династии, деятельность которой распространялась по всему миру.

Итак, все расхваливали Кристофера и надеялись, что он непременно окажет на Вивьяна благотворное влияние.