Сердце рыцаря - Джиллиан Брэдшоу Страница 39

Элин подняла голову и посмотрела ему в лицо. Лунный свет исчертил его полосами, но глаза, оказавшиеся в пятне света, были яркими, чужими глазами дикого зверя.

– Что случилось? – прошептала она, ощущая тошнотворный спазм в желудке.

– Когдая проснулся... – проговорил он, неловко подбирая слова, которые не могли, были не в состоянии передать то потрясшее его событие, – ...то волчья шкура... Я... был в ней.

– О чем ты говоришь? – ужаснулась она.

– Я принял облик волка.

Они оба долгое время молчали. Тиарнан согрелся в объятиях Элин, но ей казалось, будто она превратилась в кусок льда. Она представила себе, как обнимающие ее руки покрываются волосами и превращаются в лапы волка, как под дикими глазами меняется лицо, на котором появляются клыки... Она начала дрожать.

– Элин, – сказал он, крепче обнимая ее, – я этим ничего дурного не делаю.

Она не могла говорить. Она задохнулась, дрожа и тряся головой.

– Я никогда не убивал людей в этом обличье. Все мои грехи были сделаны, когда я был человеком.

– И это происходит каждый раз, как ты уходишь? – с трудом выдавила Элин. – Каждый раз, оставляя меня, ты... ты меняешься?

– Не каждый раз. Только когда я ухожу на охоту без Мирри.

Три раза со времени их свадьбы. Три раза то тело, которое она обнимала, которое сливалось с ее телом, перекидывалось и превращалось в тело зверя. Элин резко села и свесила ноги с кровати. Она согнулась пополам, трясясь от ужаса. Тиарнан стоял на коленях на постели позади нее. Он положил руки ей на плечи. Она содрогнулась – и он убрал руки. Ей было страшно смотреть на него: она знала, что если посмотрит, то увидит, как он превращается в дикую тварь, и закричит.

– Как нам это прекратить? – смятенно спросила она. – Как нам снять проклятие?

– Ты не понимаешь! – с досадой воскликнул он. – Я не хочу это прекращать! Я же сказал тебе: я никому не причиняю вреда. В этом нет ничего дурного, нет никакого проклятия. Это – чудеснейший дар!

Она издала жуткий протяжный стон и закрыла уши ладонями. Он снова протянул руки, чтобы успокоить ее, но она вскочила с кровати и отшатнулась от него. Он охотно принимает то чудовищное, что с ним происходит, он наслаждается этим! Она представила себе, как ее тело соединяется с телом волка, – и внезапно поняла, что ее вот-вот стошнит. Она поспешно полезла под кровать и едва успела достать ночной горшок.

– Элин! – прошептал Тиарнан, ужаснувшись, пока она безнадежно смотрела на собственную рвоту. – В этом нет вреда!

– Просто дай мне время, – прошептала она в ответ.

«Она привыкнет, она успокоится», – услышала она слова в дальнем уголке своего разума. Но она уже твердо знала, что этого не будет. Мысль о том, чтобы снова спать с Тиарнаном, заставляла ее содрогаться. А то, что она уже спала с ним, заставляло ее чувствовать себя испачканной. «Я не могу, – подумала она. – Не могу и больше никогда не смогу. Господи, помоги!»

В течение недели после этого признания Элин бродила по поместью, ошеломленная ужасом. Каждое утро, просыпаясь, она смотрела в лицо мужа, и на секунду ей казалось, что весь тот полуночный разговор ей приснился. Это было то же лицо, на которое ей было так радостно смотреть в день их свадьбы, – новой стала только боль, отражающаяся в его глазах. А потом она находила прежде не замеченные волчьи черты и понимала, что это была правда. Теперь волосы на его теле неизбежно походили для нее на шерсть животного. Ночью она напряженно лежала на самом краю постели, прижав руки к себе, чтобы не дотронуться до него. А если днем их пальцы случайно соприкасались, она беспокойно вытирала руку о платье. Поместные слуги начали тревожным шепотом обсуждать ее состояние, а выходя в деревню, она ловила на себе любопытные или враждебные взгляды.

Ей не хотелось прикасаться к мужу, но ей хотелось с ним говорить. Ее переполняли вопросы. Как он зто делает? Может ли он перемениться в любой момент, или это случается помимо его воли? Куда он отправляется, когда это происходит? Что он делает? Что ест? Как зрелище крови и уродства, эти подробности одновременно отталкивали и завораживали ее. Она сказала Тиарнану, что, не зная таких вещей, она никогда не почувствует, что это значит для него.

Сначала она и сама этому верила. Но постепенно, почти незаметно для нее, попытка понять превратилась в попытку отринуть. Слово «оборотень», которое он ни разу не произнес, постоянно присутствовало в уголке ее сознания и с каждым днем казалось все более пугающим.

Тиарнан отвечал на ее вопросы с болью, но откровенно. Он был изумлен и ранен тем, насколько сильным оказалось ее отвращение. Он не чувствовал в себе никаких изменений по сравнению с тем, каким он был раньше, но Элин шарахалась от него. Он стыдился слабости, которая заставила его открыть свою тайну: в деревне считалось, что настоящий мужчина никогда не уступит мольбам женщины. Однако он это сделал, потому что любил ее, потому что хотел доверять ей, успокоить ее. Он пытался сказать себе, что ее крайнее отвращение объясняется только тем, что она слышала ужасные истории о том, «кто он». (Он даже в мыслях избегал того отвратительного слова, которое не давало ей покоя.) Наверное, она думает, будто он ест детей и убивает девственниц. Когда она поймет, что он просто бродит по лесу, то примирится с ним.

Спустя неделю болезненных расспросов и мучительной близости, Элин стала умолять Тиарнана, чтобы он позволил ей ненадолго покинуть Таленсак и навестить в Иффендике замужнюю сестру.

– Мне нужно время, – сказала она. – Я стараюсь понять, правда, стараюсь! Но я... мне нужно уехать!

Втайне он почувствовал облегчение. Ее вопросы были для него настоящей пыткой, а ее бледное лицо и полные ужаса глаза причиняли ему страдания всякий раз, когда он их видел. Живя у сестры, она сможет успокоиться и привыкнуть к тому, что он такое. Он охотно дал ей позволение и отправил ее с отрядом слуг под предлогом обучения ведению хозяйства. Как только она уехала, он отправился в лес один. Под сенью Броселианда прошлое и будущее станут далекими, а его муки растворятся в запахах ветра.