Наследница Магдалины - Элизабет Чедвик (Англия) Страница 39

Фуа, май 1211 г.

Рауль наблюдал за тем, как жонглеры, развлекая собравшихся на пир, перебрасывали из одной руки в другую раскрашенные деревянные шары. И хотя глаза его отслеживали каждое из грациозных движений этих циркачей, мысли его были далеко, и не будь он званым гостем графа Фуа, то давно бы уже здесь не сидел.

Сидевший во главе стола граф был увлечен беседой с одним из своих рыцарей, но время от времени бросал проницательный взгляд в сторону Рауля. Фуа имел репутацию горячего и жестокого бойца. Он с радостью принял под свое крыло Брижит, Кретьена и Матье. Для Фуа катары были символом сопротивления, перчаткой, брошенной в лицо наступавшей армии северян. Конечно же, даже в этих горах Симона де Монфора справедливо побаивались, но все же в большей степени презирали, считая, что в конце концов он будет разбит. Только за прошлый месяц, по словам графа Фуа, его рыцари истребили несколько сот немецких наемников в Монгейском лесу. Если катары и могли чувствовать себя где-то в безопасности, так это здесь, в горах, расположившихся в отрогах Пиренейского хребта.

Рауль думал о Брижит. Он так мало о ней знал, ну разве, что она такая красивая и необычная и находится в большой опасности. Он так сильно ее желал, что даже мысль о ней мгновенно его возбуждала. Она не была на званом ужине, но он все равно ощущал ее присутствие. Осознание того, что она так близка, было просто невыносимым. Равно как и то, что она не для него.

— Предполагаю, — прервал его размышления обратившийся к нему Фуа, — что вы вернетесь к своему сюзерену?

Рауль тяжело вздохнул, с трудом фокусируя свой взгляд на графе.

— Да, мой господин. Теперь, когда де Монфор взял Лавор, все окружающие Тулузу земли открыты для удара его армии, в том числе и мои собственные.

— А как граф Раймон? Хватит ли у него мужества обороняться?

Рауль не удивился, уловив презрение во взгляде Фуа. Мало кто из южных дворян верил в то, что Раймон Тулузский способен удержать свои владения.

— У него нет выбора, — ответил, пожав плечами, Рауль. — Церковь не верит в его покаяние, а де Монфор не пойдет на переговоры, пока ему сопутствует успех. Он хочет, чтобы Тулуза досталась лично ему. Так что остается либо сопротивляться, либо умереть.

Фуа некоторое время молчал. Затем пристально посмотрел в глаза Раулю.

— Не прихватите ли вы с собой мое послание к графу Раймону, когда будете уезжать?

Он усмехнулся, увидев, насколько удивился такому обороту Рауль.

— Быть может, сейчас пришло время забыть о старых распрях. Если мы хотим выжить, то должны объединиться и совместно сражаться с врагом. Де Монфору понятен лишь один язык — язык меча! — И он с такой силой ударил кулаком по столу, что налитое в кубки вино расплескалось.

«На языке меча привык говорить и Фуа, — с иронией подумал Рауль, — вот почему они с Раймоном никогда не встречались с глазу на глаз».

— Я с превеликим желанием возьму ваше письмо, мой господин.

— Отлично! — Граф дружески хлопнул Рауля по плечу и приказал оруженосцу наполнить кубок монваланскому гостю. — Да, у Монфора большие аппетиты, но нами он точно подавится. Я также отправлю послание в Коминж и Берн. — Его лицо покраснело от волнения. — А что ты можешь мне рассказать о состоянии армии де Монфора, исходя из того, что видел в Лаворе?

— Кроме того, что у них не хватало нескольких сотен немецких наемников, отправившихся к де Монфору из Каркассона?

Гомерический хохот Фуа сотряс стены приемного зала, и вновь он хлопнул Рауля по плечу.

— А ты мне нравишься! — У Рауля даже дыхание перехватило, и он мысленно пожелал, чтобы Фуа не выражал свои симпатии с таким энтузиазмом.

Когда ему наконец удалось бежать из зала и вырваться из объятий экзальтированного хозяина, Рауль поднялся на забрало крепостной стены, чтобы подышать свежим воздухом. Город спал, только в нескольких окнах мерцал тусклый свет, дробясь в темных водах реки Арьеж. Оказавшись совершенно один, прислушиваясь к успокаивающей перекличке ночной стражи, Рауль наконец-таки пришел в себя. «Да, — подумал он, — похоже, что граф Фуа столь же субтилен, как и сорвавшийся с привязи дикий бык на ярмарке».

Внезапно он ощутил за спиною какое-то движение. Обернувшись, Рауль увидел стоявшую в тени женщину. Черный плащ окутывал ее тело подобно паре сложенных крыльев. Ее волосы сверкали в темноте подобно искрящемуся потоку. У Рауля перехватило дыхание еще до того, как она сделала шаг навстречу. Он уже понял, кто это.

— Завтра будет гроза, — промолвила она, вглядываясь в ночное небо. — Разве ты не чувствуешь? — Ее голова едва доходила ему до плеча, а черты лица были изысканны и изящны. Она казалась слишком хрупкой, чтобы быть хранилищем света и силы такой мощи.

— Я не видел вас на званом ужине и подумал, что вы, наверное, пошли спать, — прохрипел он. Во рту у него внезапно пересохло.

Девушка едва заметно улыбнулась.

— Я бы хотела попросить вас об одном одолжении, перед тем как вы покинете Фуа.

— Ради вас я готов сделать все что угодно, моя госпожа, — проглотив застрявший в горле комок, ответил Рауль. Его воображение ожидало от нее вполне определенных слов, но он знал, что она никогда их не произнесет.

— Мне надо завтра кое-куда отправиться, но без моего дяди и Матье. Не согласитесь ли вы меня сопровождать?

Раулю стало не по себе. Отвернувшись, он оперся ладонью на зубец стены.

— А куда? — спросил он в надежде, что к тому времени, как она ответит, он уже окончательно придет в себя.