Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица - Елена Раскина Страница 39

Царствование Елизаветы Петровны клонилось к закату, шла война с Пруссией. Когда российская армия, одерживая победу за победой, стала приближаться к Берлину, отставной генерал воспрял было духом и то и дело пил с д’Акевилем за успех русского оружия, так что Анастасия Яковлевна, вздыхая, отбирала у мужа и брата очередную бутылку. И вот в один из длинных зимних вечеров 1761 года, когда Шубин обсуждал с зятем очередной этап русско-прусской кампании, в усадьбу приехал друг д’Акевиля, маркиз де Шетарди. Лизе не разрешили присутствовать при разговоре, но она все равно подслушала его, хотя не сразу поняла, что речь идет о ее судьбе.

Блестящий маркиз был явно расстроен, небрежно одет и рассеян. Вздыхая, он сообщил о смертельной болезни императрицы Елизаветы Петровны. Шетарди давно уже не был французским посланником при русском дворе, но о русских делах Шетарди все равно был прекрасно осведомлен.

– Что с ней? – спросил Шубин и схватился за сердце – оно у генерала давно пошаливало.

– Беспорядочный образ жизни… – объяснил маркиз, с удовольствием рассказывавший о русских делах столь внимательным собеседникам. Бывшему дипломату отчаянно не хватало слушателей. – Ее, видите ли, мучит страх дворцового переворота. Боится, что ночью придут за ней самой, как пришли по ее приказу за правительницей Анной. Поэтому вот уже много лет Елизавета превращает день в ночь, а ночь – в день. Ни на одну ночь не сомкнула глаз! Такая жизнь расшатает какое угодно здоровье…

– Государыне часто снится Анна Леопольдовна… – вмешалась мадам д’Акевиль, – она мне писала об этом.

– Совсем недавно в церкви императрицу хватил удар, – продолжал рассказывать Шетарди, не обратив внимания на реплику хозяйки дома. Словоохотливый маркиз не позволял никому говорить за него. – Она долго не приходила в сознание. Думали – умрет, как вдруг, стараниями нового фаворита – Ивана Шувалова, императрица очнулась. Сказала, что хочет переписать завещание. В чью пользу – я так и не узнал…

Шубин и д’Акевиль переглянулись. Для д’Акевиля происхождение Лизаньки не составляло тайны, и ему не нужно было ломать голову, в чью пользу императрица решила переписать завещание. Да и Анастасия Яковлевна, посвященная в тайну воспитанницы брата, сразу поняла, о чем идет речь.

– Что же было дальше? – спросил Шубин.

– Говорят, она переписала завещание, но оно не пошло дальше Ивана Шувалова, не отходившего от постели государыни. А Шуваловы держат сторону наследника Петра Федоровича и великой княгини Екатерины.

– А как же граф Разумовский? – вмешался д’Акевиль. – Неужели он так и не видел завещания?

– Он-то и настоял на том, чтобы императрица выбрала другого наследника, – объяснил Шетарди. – Д’Аллион, французский посланник в России, написал мне, что в последние месяцы Разумовский, удалившийся было в подаренный императрицей Аничков дворец, стал опять появляться при дворе, отодвигая в сторону нового любимца – Ивана Шувалова. Он часто беседовал с государыней наедине, просил ее о чем-то… И вот она решила переписать завещание, но в церкви императрицу хватил удар, а рядом оказался не Разумовский, а Шувалов. Досадная случайность… Но из-за нее мы так и не узнаем, в чью пользу императрица переписала завещание. Говорят, Шувалов уничтожил документ.

– А Разумовский-младший? – переспросил Шубин. – Говорят, он в чести у великой княгини Екатерины. Неужели и он не знает правды?

– Великая княгиня не видела завещания… – объяснил Шетарди. – По крайней мере, так утверждает д’Аллион… Только Шуваловы и наследник Петр Федорович. Да и граф Кирилл Разумовский не стал бы предавать Екатерину, чье будущее зависит от воцарения мужа. Интересы великой княгини ему дороже, чем желания старшего брата и императрицы Елизаветы.

– Что же делать? – ахнула Анастасия Яковлевна, невольно намекнув этим восклицанием на тайны семьи Шубиных.

– Императрица еще в сознании, – заключил маркиз. – И скоро мы узнаем имя наследника. Старого или нового – неизвестно. Остается только ждать.

– Ждать… – повторил Шубин. – Если бы я только мог увидеться с государыней!

– Отправляйтесь в Петербург, – пожал плечами маркиз, – но вы не успеете. Елизавета слишком плоха. Ее смерти ожидают со дня на день.

Больше в тот вечер Лиза ничего не узнала, а через несколько дней тот же маркиз де Шетарди сообщил о смерти императрицы Елизаветы. Вся семья надела траур, а генерал Шубин слег. Лизу не пускали к отцу, у постели генерала дежурила Анастасия Яковлевна, д’Акевиль пытался помочь ей, но только бестолково суетился и мешал жене. Маркиз де Шетарди прислал из Парижа врача, но тот не в силах был справиться с болезнью генерала: казалось, что жизнь Шубина была незримой нитью связана с судьбой Елизаветы Петровны, и смерть императрицы перерезала эту нить невидимыми ножницами. Конечно, у генерала было слабое сердце, его здоровье подорвали дыба, каменный мешок и камчатская ссылка, но все это казалось сущими пустяками по сравнению с тем, что в Петербурге в рождественские праздники перестала дышать неуемная рыжеволосая женщина, с которой он был когда-то близок.

К середине января генералу стало совсем худо. Последним, непоправимым ударом оказалось известие о восшествии на российский престол наследника Петра Федоровича.

Лизаньку все эти династические хитросплетения интересовали мало, она всплакнула по государыне Елизавете, которая когда-то в Петербурге, в их единственное свидание, подарила ей много красивых платьев и украшений, но и только. Зато болезнь отца заставляла Лизу бестолково метаться по дому и изводить просьбами и капризами кузена Жака, который, как всегда, готов был выполнить любое ее желание.

В 1761-м, в год смерти императрицы Елизаветы и тяжелой болезни генерала Шубина, Лизе исполнилось семнадцать, Жаку – девятнадцать. Они выросли вместе и, казалось, знали друг о друге все – от первой ссадины до первого поцелуя. Лиза охотно подшучивала над постоянными влюбленностями кузена, легко переходившими в романы, а он уверял, что кузина без ума от красавца маркиза де Шетарди. Конечно, за эти годы блестящий маркиз успел постареть и потерять ощутимую часть своего великосветского лоска, но д’Акевиль-младший утверждал, что юные барышни, подобные Лизе, без ума от потрепанных жизнью петиметров. Сам он волочился за хорошенькими дочерьми зажиточных арендаторов отца и девицами из окрестных поместий. Но однажды все изменилось – эти молодые люди, не составлявшие друг для друга тайны, вдруг обнаружили, что тайна всегда была рядом, но лишь намекала на свое существование.

В тот январский вечер болезнь генерала Шубина дошла до критической точки – он не приходил в сознание и звал цесаревну Елизавету, а потом, в редкие минуты просветления, уверял сестру, что слышит ее причитающий зов: «Где же ты, Алешенька, друг мой милый?!» Лиза сидела с Жаком в библиотеке, опустошенно, потерянно наблюдая, как догорает единственная свеча, позволявшая им видеть друг друга. Что-то таяло, исчезало, рушилось, и Лиза поняла, что двоюродный брат, раздражавший ее своими постоянными романами и не стоившими выеденного яйца страстями, смазливый и наглый мальчишка, вдруг превратился в единственную опору и защиту, рыцаря Ланселота, о котором она читала в этой самой библиотеке, забравшись с ногами в кресло.