Мистер Невозможный - Лоретта Чейз Страница 39

Большинство гробниц, как он обнаружил, сохранились плохо. Некоторые были разрушены, население растащило камни на свои постройки. Майлс решил перебраться в одну из более или менее сохранившихся, предпоследнюю в южном конце ряда. На ее стенах были изображения сельских работ, рыболовства, строительства кораблей и изготовления оружия.

К ночи Майлс почувствовал голод. Изображения пищи напомнили ему, что последние дни он почти ничего не ел. В гробнице у него не было никакой еды. Какие-то зверушки съели остатки черствого хлеба. Воды хватило бы на один глоток.

И поэтому, когда в небе загорелись звезды, Майлс взял корзину и по освещаемой лунным светом дороге отправился к реке, туда, где спрятал свою лодчонку.

Она исчезла.

Это не очень удивило его, так как местность славилась своей дурной репутацией. Почему бы кому-то и не украсть его лодку? Он отплатит за эту услугу и украдет чью-нибудь еще. Завтра.

Сегодня же Майлс хотел как следует поесть.

Он занялся изготовлением удочки.

Утро только начиналось, когда он сидел в своей гробнице у крохотного костерка и чистил жалкий улов, состоявший из мелкой рыбешки. Слабый звук заставил его поднять голову.

В паре глаз-бусинок отражался огонь.

— Тебе придется подраться за них со мной, приятель Крыса, — сказал Майлс.

Существо придвинулось ближе. Это была не крыса.

У зверька была пушистая серая шерсть, черный хвост и красноватые лапы.

Майлс улыбнулся. «Господи, мангуста».

Они могли быть вредными, убивать домашнюю птицу и воровать яйца. С другой стороны, они питали пристрастие к крысам, змеям и другим вредным тварям, в результате к ним неплохо относились. Некоторые даже приручали их. Они легко становились домашними. Этот зверек был маленьким, самкой или, может быть, подростком. Когда он подошел ближе, Майлс заметил, что он хромает. — Лучше бы тебе не притворяться, — сказал он. — У меня когда-то был пес, который проделывал это каждый раз, когда что-то натворил или заслуживал выговора.

Мангуста не сводила глаз с рыбы.

— Нет, — твердо сказал Майлс. — Я тяжело трудился, чтобы добыть их. Иди поищи для себя крыс. Их здесь множество. Змей тоже.

Он осторожно наблюдал за зверьком. Мангусты двигаются молниеносно, поэтому выигрывают битвы с ядовитыми змеями. Но этот не мог быть так быстр, как его собратья, из-за поврежденной лапы.

Он смотрел на Майлса и на рыбу.

— Крысы, — сказал Майлс. — Там, у реки, ручаюсь, множество хороших, вкусных крыс. О, какие большие чудные змеи!

Зверек смотрел на него грустными блестящими глазками. — Могу поспорить, что ты самка, — проворчал Майлс. Он подобрал одну неочищенную рыбку и бросил мангусте: — А остальное мне. Впереди длинное опасное путешествие. Мне нужны силы.

Он подготовил остальную рыбу и испек ее. Мангуста съела свою и больше не просила, но и не ушла. На следующее утро, когда лишь начинало светать, он проснулся и увидел ее на том же месте.

Но потом, днем, когда за ним пришли, один из этих людей пнул ее, и она убежала.

Ночь, воскресенье, 15 апреля

Вопреки надеждам Руперта и предсказаниям Лины «Изида» и все находившиеся на борту, оставив позади Бени Суэф, обе последующие ночи пережили вполне благополучно. Благодаря постоянному и сильному ветру на третий день они прибыли в Минью.

Когда они подошли к берегу, уже стемнело, и в темно-синем небе поблескивали звезды. Но на западе еще около часа на горизонте оставалась светлая полоска. Спустя довольно долгое время после того, как погасла эта полоска и все на судне поужинали и отправились спать, Руперт все еще не мог заснуть.

Он поклялся, что больше не сделает этого. Минья — большой город, самый большой на пути к Азайюту, находившемуся почти в сотне милях отсюда. Здесь они должны провести почти весь следующий день, пополняя свои запасы. Пока другие будут торговаться на базаре, а миссис Пембрук осматривать камни, он пойдет в одну из кофеен, где можно встретить танцовщиц или других женщин, не отягощенных моралью.

Он понимал, что короткое воздержание не убьет его, но так не могло продолжаться. С той самой ночи, когда он совершил тактическую ошибку у двери миссис Пембрук, он забыл, что такое спокойный здоровый сон.

Руперт был опытным человеком, который всегда знает, когда женщина еще не готова. Но оказавшись достаточно близко, чтобы вдохнуть ее возбуждающее благоухание, коснувшись губами ее кожи, он забывал о своих познаниях.

Можно было подумать, что он смирился. Но нет! Тяжелее всего было по ночам, когда ему нечего было делать и рядом не было теплого тела, чтобы заставить его забыть о ней. Прошло семь дней, и беспокойные ночи делали его вспыльчивым и притупляли ум.

Итак, завтра первое, что он сделает, — это найдет себе теплое, охотно отдающееся ему тело и снова станет самим собой.

Руперт пытался вспомнить египетское слово, означающее танцовщицу, когда услышал всплеск. Он мгновенно вскочил и с ножом в руке выбежал из каюты на палубу. Что-то с силой ударило его, и он упал.

Дафна тоже не спала, она внезапно проснулась от бешеного сердцебиения. Она видела сон, где все происходило словно наяву, и, проснувшись, она подумала, что на самом деле совершила этот запретный поступок.

Во сне на ней было только прозрачное покрывало. Она остановилась на пороге каюты мистера Карсингтона и, улыбаясь ему, сбросила покрывало на пол. Он лежал на спине на диване, смотрел на нее, и яркие огоньки поблескивали в его черных глазах. Он рассмеялся громким зловещим смехом и пальцем поманил ее.

Она опустилась на колени и на четвереньках поползла к нему и забралась на него. Затем наклонила голову и провела языком по бронзовой коже, не прикрытой рубашкой. Ее руки гладили его широкую грудь. Она раздевала его. Целовала и ласкала все его тело. Ее язык не уступал в смелости ее рукам. Она вобрала его в себя и скакала на нем, пока не свалилась, удовлетворенная и обессиленная. Она нарушила правила Верджила — все до единого.

Дафна всегда ненавидела эти правила, потому что была не похожа на других женщин. У нее был ум, который должен был находиться в мужской голове, прикрепленной к мужскому телу. У нее возникали неженские агрессивные идеи. Они заставляли ее брать то, чего она хотела, вместо того чтобы ждать, когда это само к ней придет. Они заставляли ее быть сверху, а не лежать тихо снизу. Они вызывали желание делать что-то самой и желать того, что бы делали с ней. Эти желания превращали ее в дикую кошку вместо милого котенка, какого хотел иметь Верджил.

Она лежала с широко раскрытыми глазами, глядя в темноту, ее нервы были натянуты, как будто ее застали делающей то, что ей приснилось. Дафна знала, какая неуправляемая и порочная сила таится внутри ее. Это напоминало то, что она пережила в Саккара: она знала, что существуют змеи. Она знала, что они прячутся от солнца в темных местах. Но это было отвлеченное представление, бесконечно далекое от реальности — до неожиданного появления змеи, несущей в себе смерть.