Незабудка - Элизабет Лоуэлл Страница 39

— Рафаэль… — Голос Аланы дрогнул.

— Дай мне закончить, — твердо произнес Раф. — Возможно, я никогда больше не заговорю об этом. Кто знает, может, скоро забуду обо всем, о каждой секунде.

— Как это сделала я? — спросила Алана потускневшим голосом, в котором уже не слышалось музыки. — Этим ты не исправишь положения. Поверь мне, Раф. Забыть обо всем, как это случилось со мной, мучительно больно. Я не могу себе представить ничего более ужасного, чем мои ночные кошмары.

Раф закрыл глаза и шумно, глубоко вздохнул.

— Я знаю, — согласился он. — Я получил суровый урок: ни забывчивость, ни безразличие не уничтожают того, от чего хочешь избавиться. Я собираюсь рассказать тебе о том, что хранится в картотеке Пентагона и в памяти тех немногих, кто уцелел. О том, что никогда не происходило, — официально.

Алана не произнесла ни слова, она боялась шевельнуться, напряглась в ожидании низкого голоса Рафа.

— Я говорил тебе, что был в армии, — произнес он. — Да, действительно был, только в специальных войсках. Я проходил подготовку в войсках по борьбе с повстанцами, особенное внимание уделялось сельским районам. — Он хмуро улыбнулся. — Действительно сельским районам. О Боже, как я научился ненавидеть джунгли.

После молчания, затянувшегося на несколько мгновений, Алана слегка дотронулась пальцами до руки Рафа.

— Что случилось? — нежным голосом спросила она.

— Четыре года назад я как раз решил, что лучше бороться с убытками в Вайоминге на пару с моим туповатым отцом, чем нести убытки в джунглях Центральной Америки. Мне оставалось служить совсем немного.

Алана ждала, охваченная воспоминаниями. Когда, Раф сделал ей предложение, он сказал, что им часто придется разлучаться в течение двух последующих лет. Затем он выйдет в отставку, вернется и женится на ней

— Перед тем как мне уехать из Вайоминга в последний раз, несколько наших людей попали в плен вместе с командиром местного партизанского отряда, — продолжал Раф. — Не было никакой возможности вызволить их из плена обычными дипломатическими средствами, поскольку официально они не числились на службе в этом районе. Согласно документам, они проходили службу в Чили или Индокитае, где угодно, только не в Центральной Америке.

Алана слушала не шелохнувшись.

— Мы не могли бросить их на произвол судьбы, — продолжал Раф, — хотя хорошо знали, что никому из них не выдержать в плену долго. Кроме того, нам очень нужен был командир партизан-ского отряда. Моей группе было предложено добровольно вызваться на проведение спасательной операции.

Алана закрыла глаза, зная, что последует за этим.

— И ты вызвался добровольцем, — произнесла она еле слышно.

— Я знал людей, которые были захвачены в плен. Один из них был моим другом. Кроме того, — заметил Раф как бы невзначай, — я всегда добросовестно выполняю дело, за которое берусь. Возглавь я операцию, у нас появилось бы больше шансов на успех.

Она глубоко вздохнула и кивнула. В первый раз дали о себе знать отголоски тех страшных страданий, что ей пришлось испытать четыре года назад.

— Я понимаю, — тихо произнесла она.

— Ты действительно понимаешь? — переспросил Раф. Впервые он посмотрел Алане в глаза. — Ты действительно понимаешь, почему мне пришлось покинуть тебя? — спросил он. — Почему я добровольно покинул тебя?

— Ты бы не смог спокойно жить, если бы сам остался в живых, а другие погибли, — просто сказала Алана, нежно поглаживая кончиками пальцев его упрямо сжатые губы. — Вот такой ты человек. Ты никогда не купишь спокойствие ценой чужой жизни.

Раф поцеловал палец, который подбирался к его усам.

— Многие женщины не поняли бы.

— Многим женщинам неведом такой мужчина.

— Не обманывай себя, — резко произнес Раф. — Я отнюдь не герой. До сих пор я громко вскрикиваю, когда на работу выходит бригада с резиновыми брандспойтами.

Алана широко открыла потемневшие вдруг глаза, когда до нее дошел смысл сказанного. Она нежно коснулась пальцами его лица, стирая слезы гнева, появившиеся при воспоминаниях о прошлом.

— Ты человек чести, Рафаэль. Об этом каждый может мечтать.

Раф хранил молчание достаточно долго, не отвечая ей ни взглядом, ни словом. Затем глубоко вздохнул.

— Я рад, что ты такого мнения, Алана. Были такие случаи, что я не думал о себе. Люди погибали. Я был их командиром. Отвечал за их жизни.

— Они были солдатами. Добровольцами. Как ты

— И я вел их в это пекло.

Пальцы Аланы разглаживали скорбные морщины, обрамляющие его рот.

— Можно ли было поступить по-другому? — мягко спросила она.

— Нет. — Его голос звучал горько. — И я знал, что поведу их в ад, куда дорога, как известно, вымощена благими намерениями. Чем благороднее намерения, тем труднее идти.

— И на протяжении всего этого пути в преисподнюю ты знаешь, что поступить по-другому невозможно и, окажись ты опять в таком положении, предпринял бы те же шаги, благородные шаги… и опять увлек бы за собой в пекло тех же самых людей.

— Это и есть, — свирепо заметил он, — мое определение ада на земле.

В горле у Аланы теснились слова. Но она их не произносила, ни одного, чувствуя, что единственными словами, которые сейчас могли помочь Рафу, были его собственные. Женщина нежно ласкала его, пальцами разглаживая кожу, ничего не требуя взамен, лишь напоминая, что она рядом, слушает, разделяет, по мере возможности, его боль.

— Я очень много думал об этой операции, — спустя некоторое время произнес Раф. — Но я никогда никому ничего не рассказывал, с тех пор как вернулся.

— Ты не мог.

— Но я хранил молчание отнюдь не из-за предписаний соблюдать тайну. Просто не встретил человека, который, я думаю, смог бы понять, что значит жить в постоянном страхе, бояться и бороться, чтобы ничем не выдать своего страха, встречать каждый рассвет, зная, что сегодня не будет лучше, а зачастую даже хуже.

Алана коснулась запястья Рафа, почувствовав, как бьется под эластичной кожей пульс жизни.

— Немногим известно, что значит отбывать неопределенный срок наказания в аду, — продолжал Раф. — Ждать и слушать крики подвергающихся пытке осужденных, ждать и слушать, осознавая, что скоро и ты сам будешь кричать.

Алана издала сдавленный стон и сильно побледнела. После недолгого колебания она продолжала поглаживать Рафа, успокаивать его, как могла, пока он заново переживал кошмары, которые ей трудно было себе представить, но легко понять.

Мужчина, которого она любила, был захвачен в плен и подвергался жесточайшим пыткам.

«Какие бы воспоминания ни скрывались в моих кошмарах, — молча убеждала себя Алана, — у Рафа они гораздо страшнее. Воспоминания и кошмары схожи между собой. И все же он выжил. Он здесь — вопреки насилию прошлого. Он терпелив со мной, несмотря на мою слабость, нежен, несмотря на жестокость, с которой ему пришлось столкнуться».