Последнее лето - Елена Арсеньева Страница 39

– Костя, ты знаешь кто?

– Кто? – томным голосом спросил КонстантинАнатольевич Русанов и осторожно переполз с нагого тела любовницы на свободноеместо рядышком.

Простыня мигом стала влажной от пота, и КонстантинАнатольевич гордо усмехнулся. Да, сегодня он имел все основания гордитьсясобой. Даже смешно вспоминать, с каким отчаянием читал про эту, как ее…семенную жидкость, то есть нет, про вытяжку из семенных желез. Сегодня все былозамечательно: долго, сильно, блажен-н-но, особенно в последние мгновения,которые так и тянулись, длились, вытягивали душу из плоти и семенную жидкость изестества… Ах, Боже ты мой… Надо думать, Клара тоже довольна, судя по ее громкимстонам. С кем она сейчас его сравнит? С каким-нибудь великим героем-любовникомиз какой-нибудь пьесы? «Антоний и Клеопатра», а в роли неутомимого Антония –голый присяжный поверенный Русанов! Кто там еще славился по этой части? Вголову ничто нейдет от телесного переутомления… ах-ах, сейчас бы поспать…

– Ну, кто? – чуть слышно промурлыкал он, сготовностью погружаясь в дрему.

– А помнишь, у нас шла пьеса Протасова «Сердцемужчины»? – продолжала Клара.

– Э-э н-нет… – выдохнул разнеженныйРусанов. – Да-а…

«Э-э н-нет» – это вдох, «да-а» – это выдох… Хр-р-р…

– Неужели забыл? – Клара шевельнулась рядом,прильнула грудью, ее потное тело показалось таким холодным, что Русановвздрогнул, озяб и мигом проснулся.

– Ну что ты, Кларочка, конечно, я все помню! Как я могзабыть?

Сохрани и помилуй, Господи, от того, чтобы забыть хоть однупьесу из тех, в которых играла Клара! Упреков не оберешься. Однако «Сердцемужчины» Русанов и впрямь помнил. Строго говоря, речь там шла не столько осердце, сколько об источнике пресловутой жидкости. Вся философия пьесыстроилась на мысли, что мужчина может одновременно любить двух женщин: жену,которая дает ему домашний уют и создает благоприятную обстановку для развитияего духовных способностей, и любовницу, к которой влечет его простое половоечувство, «чувство самца», как это называлось в пьесе.

– Ну не смешно ли, что и там персонаж адвокат, и здесь,рядом со мной, адвокат. – Клара чувствительно (аж звон пошел, словно откакой-нибудь кастрюли!) хлопнула Русанова по животу. – Он был вопереточную диву влюблен, а я все же актриса! – Теперь она хлопнула поживоту себя, хотя и гораздо менее звучно. – Помнишь, там мысль сквозит,мол, все эти авантюры любовные возможны только при условии полного спокойствияв недрах семьи? Под грозой житейских бурь муж опрометью бежит в семью! В началепьесы муж дерется за свою любовницу на дуэли, а в конце возвращается к жене.Помнишь?

– Помню. Так что? – передернул голыми плечамиРусанов и потянул на себя одеяло. – Никакого сходства, хотя бы потому, чтоя не женат. Или ты опустишься до таких пошлостей, как ревность к Олимпиаде?

– Я – нет, – высокомерно бросила Клара, –хотя половина города, конечно, не сомневается, что ты с ней живешь.

– О боже! – проворчал Русанов. – Опять!

– Говорю тебе, я в другой половине! – настойчивосказала Клара. – И если я ревную, то не к Олимпиаде. Я ревную к твоейбудущей жене.

– Плюнь! – грубо сказал Русанов, садясь. Как всегда,при слове «жена», касаемом его, у него моментально испортилось настроение.

– Погоди, ты не понимаешь, – настойчиво говорилаКлара. – Я говорю, что ты по сути своей такой, как тот адвокат из «Сердцамужчины». Тебе для того, чтобы чувствовать себя полноценным человеком,непременно нужен домашний очаг, который бы ты время от времени разбивал.

– Чушь какая. Ну как можно разбить семейныйочаг? – сердито спросил Русанов, снова забираясь под одеяло – сидеть былохолодно. – Это же не горшок, не кувшин, это каменное вместилище для огня,камин, печь, если хочешь.

– Не знаю, так говорят, – настаивала Клара. –Все говорят – разбить семейный очаг.

– Мало ли что говорят! Кстати, если уж говорить обочаге, у нас тут что-то похолодало. Может быть, подложить дровец?

– За ними надо идти в кладовую, – помнилаКлара. – Пойдешь?

– Потом, – буркнул Русанов. Приходилось выбиратьиз двух зол меньшее: одеваться и тащиться в неотапливаемую кладовую или лежатьи слушать Кларино теоретизирование. О господи, да что же это за страна такая,Россия, в которой после нормального полового сношения нужно непременно начинатьтеоретизировать, причем об очевидном?!

Вообще-то Русанов не мог бы утверждать, положа руку насердце, что французы или там англичане после оного сношения тоже не пускаютсядоказывать друг дружке некие аксиомы. Однако был уверен – у русских это простопотребность какая-то.

– Все, что ты говоришь, чушь полнейшая, –продолжил он после того, как выбрал меньшее зло в виде одеяла. Однакопостарался слишком к Кларе не прижиматься. Черт ее знает, чего ей еще можетзахотеться! То есть и без черта понятно, однако Константин Анатольевич к новымподвигам был пока не готов. И совершенно определенно сегодня готов не будет. Акогда будет? Сие тайна, покрытая мраком. Как же все в природе мужчины странно,нерегулярно, непредсказуемо… – Чушь хотя бы потому, что я не женат,Олимпиада для меня все равно что сестра, из женщин же посторонних я встречаюсьтолько с тобой…

– Со мной? – невинным голосом перебилаКлара. – А эта, как ее… Милка-Любка? Или теперь у тебя Кошечка-непоседа?Как их там зовут, твоих девиц из «Магнолии»?