Роковое сходство - Патриция Гэфни Страница 39

Мистер Траут просиял:

– Не стану с вами спорить, сэр, это истинная правда! Да, мне нечего возразить.

После мучительной и напряженной паузы Эдвин Миддоуз вернулся к «ирландскому вопросу», а Броуди, как радушный хозяин, поддержал разговор. Он не заметил взгляда, брошенного на него Анной, а если бы заметил, то наверняка не понял бы его смысла. Этот взгляд, слегка затуманенный слезой, светился благодарностью и невольным восхищением, к которому примешивалось удивление.

Наконец обед завершился. Анна встала из-за стола, дамы Миддоуз последовали ее примеру, а Броуди поднялся, чтобы распахнуть перед ними двери – она предупредила его об этом заранее, еще днем. Когда Анна проходила мимо, он скорчил ей шутливую рожицу, показывая, как ему страшно: оскалил зубы и закатил глаза, словно готовясь упасть в обморок. Она невольно засмеялась, но тут же замаскировала смешок кашлем, и никто ничего не заметил. Но Броуди так понравился этот смех, что он с легким сердцем вернулся к столу и возобновил мужской разговор за бокалом кларета и сигарой.

Отбыв положенную четверть часа в столовой, джентльмены присоединились к дамам, и Анна несказанно обрадовалась возвращению Броуди. Разговор с женской половиной семейства Миддоуз никогда ее не увлекал, а в этот вечер он показался невыносимо скучным. Она пытливо заглянула в лицо Броуди, ища признаков напряженности или беспокойства, но ничего не обнаружила, кроме легкого недоумения, которое уже заметила раньше. А что еще существеннее, Эдвин Миддоуз, похоже, чувствовал себя в его компании вполне сносно. У нее немного отлегло от сердца.

– Ну как? Вы, господа, насладились серьезным мужским разговором, в котором мы, глупые женщины, ничего не смыслим? – кокетливо осведомилась миссис Миддоуз.

Ее муж воспринял вопрос буквально.

– Это верно: мозг женщины уступает мужскому в кубическом объеме, поэтому женщина не способна мыслить столь же логически, как мужчина.

Броуди засмеялся, но сразу же заставил себя замолчать, сообразив, что мистер Миддоуз вовсе не шутит.

Анна откашлялась, собираясь сказать первое, что придет в голову, лишь бы переменить тему, как вдруг Гортензия Миддоуз испустила душераздирающий вопль. Все вздрогнули и взглянули туда, куда указывал ее трясущийся палец. Мистер Траут смотрел на своих родственников, смущенно моргая, а между тем по обитому бархатом креслу, на котором он сидел, стремительно расплывалось темное влажное пятно.

– Какой ужас! Я сейчас умру! Мне дурно! – визжала мисс Миддоуз, откинувшись на диванные подушки и закатив глаза.

Эдвин вскочил на ноги.

– Во имя неба, Онория! – сердито вскричал он. Миссис Миддоуз лихорадочно перетряхивала ридикюль в поисках флакона с нюхательной солью, чтобы броситься на помощь дочери.

Броуди понял, что от членов семьи мистера Траута помощи ждать не приходится. Он встал со своего места.

– Не подняться ли нам наверх? – мягко предложил он, коснувшись локтя старика. – Почистим вас немного. Что скажете?

–Что? Что?

Броуди помог ему встать. Миддоузы дружно, как по команде отвернулись от ужасного зрелища, которое представляли собой промокшие брюки мистера Траута и небольшая лужица на ковре под его креслом. Придерживая старика за плечи, Броуди вывел его из гостиной. Анне послышалось, что уже в дверях он задал мистеру Трауту еще какой-то вопрос о шляпах.

* * *

После отъезда Миддоузов Броуди направился прямиком к шкафчику со спиртным и налил себе щедрую порцию бренди. Потом он вернулся в столовую и забрал одну из сигар, оставленных Эдвином на столе. У Анны не хватило духу его останавливать: если бы у нее была привычка курить, подумалось ей, она бы и сама не отказалась сейчас от сигары.

– Давайте выйдем, Энни. Мне надо подышать свежим воздухом.

Она повернулась, не говоря ни слова, и вышла вместе с ним во двор. Луна садилась у них за спиной, влажная от росы трава холодила ноги. Они прошли по дорожке под сводами садовых решеток, увитых какими-то душистыми вьющимися растениями, ронявшими капли росы. По обочинам дорожки белели в темноте головки лилий. Подойдя к каменной беседке, примостившейся на утесе над рекой позади виллы, они остановились и долго стояли молча, пока Броуди курил сигару и потягивал бренди.

Через несколько минут Анна осторожно заметила:

– Спасибо, что позаботились о мистере Трауте. Это было…

– Забудем об этом. – Он повернулся к ней, на лице его было написано недоумение. – Во-первых, просто для начала, будьте добры мне объяснить, почему нельзя показывать людям, пришедшим с визитом, альбом с семейными фотографиями? Что в этом плохого?

– Ничего плохого в этом нет.

– Тогда почему…

– Некоторые люди считают… что гостей, явившихся с формальным визитом, не полагается развлекать показом своих семейных фотографий или домашнего рукоделия. Считается, что это свидетельствует… о недостатке светскости.

– Но почему? Что тут плохого?

– Ничего! Я же сказала: ничего!

– Тогда почему они…

– Таковы правила этикета. Не стоит всякий раз искать в них логику, она не всегда присутствует.

Отвернувшись от него, Анна уставилась на воду. Броуди показалось, что она смущена.

– Знаете, что я думаю? – спросил он.

– Нет.

– Я думаю, цель всех этих «правил этикета» состоит в том, чтобы не позволить представителям низших сословий проникнуть в так называемое высшее общество. Чем они глупее и непонятнее, эти дурацкие правила, тем лучше, потому что низшим сословиям их никогда не разгадать и не освоить.

Анна медленно повернулась к нему. Лунный свет едва освещал ее взволнованное серьезное лицо.

– Ну? Что скажете? Что вы думаете? – настойчиво спросил Броуди, видя, что она по-прежнему молчит.

– Я думаю… – Анна умолкла, ощущая в душе странную смесь грусти, удивления и безнадежности. – Я думаю, что вы очень проницательный человек, мистер Броуди.

Его досада развеялась. Никогда раньше она не делала ему комплиментов. Он упивался ее словами, повторяя их в уме. Прошла минута.

– Интересно, Билли и вправду затаился где-то в темноте? – задумчиво произнес Броуди, оглядывая уходящий к востоку, защищенный с двух сторон стенами, почти невидимый спуск на нижние террасы. – Неужели он думает, что я сбегу?

– А вы не собираетесь предпринять попытку? – с любопытством спросила Анна.

Сперва он хотел отделаться шуткой, но передумал и ответил серьезно:

– Нет.

– Почему?

Броуди криво усмехнулся:

– Потому что я дал слово.

Анна подняла на него взгляд. У нее на языке вертелось множество вопросов, но она понятия не имела, с чего начать. Почему-то она почти не думала о том, о чем следовало бы помнить постоянно: о тяжком преступлении, за которое его едва не повесили. Мистер Броуди неотступно присутствовал в ее мыслях, причем она частенько думала о нем плохо, но… она никогда не смотрела на него как на убийцу. Ей это даже в голову не приходило. Ни разу. Просто невероятно.