Беременна от отца подруги - Мила Дали Страница 39

От досады сплевываю в снег, нахожу в себе силы, чтобы подняться, выпрямляю спину, молча сморю девушке в глаза. Ее трясет как Каштанку, и она буквально горит от стыда, корежится чего-то, переменно поджимает ноги.

— Милая, я очень скучал по тебе, — острой бритвой режет слух, голос безумного Коэна.

За его спиной медленно подступают к нам еще два шакала. Сохраняю внешнее спокойствие, думаю, как лучше спасти наши шкуры.

— Ян, я люблю тебя… — давит слезы Алина.

А вариантов других нет, и я громко кричу, чтобы подруга уносила ноги, тоже срываюсь. Мурашки холодной волной прокатываются по телу, зрачки расширяются. Почти лечу, чувствую бешеный коктейль адреналина вперемешку с удушающим страхом. Сердце колотится, и мы на пару визжим, привлекаем внимание Юсуповской охраны.

Успеваю приблизиться к углу забора и чувствую, как мужские руки с силой тянут обратно. Мое лицо затыкают вонючей тряпкой, отбиваюсь, будто в конвульсиях, задыхаюсь.

Мутным взглядом провожаю убегающую Алину, через секунду мое сознание окончательно растворяется.

Открываю глаза, ничего не чувствую, будто рецепторы напрочь отключились.

Меня окружают стены просторной комнаты в морском стиле. Тело окутывает мягкость перины овальной кровати, и я подтягиваюсь на локтях, хочу встать, однако ноги словно парализовало. Яркий солнечный свет немного слепит, вздрагиваю, когда слышу тактичный стук в дверь.

— Good morning, милая, — заходит Коэн, одет только в легкие разноцветные шорты.

У него еще влажные волосы, все так же аккуратно зачесанные назад, обнаженный торс краснеет, как будто перележал на палящем солнце.

Солнце.

Меня охватывает озноб, теперь очень холодно, смотрю вправо, а за большим распахнутым окном — голубой океан.

— Какого черта? Гребаный психопат! Где я? — кричу, пытаюсь, наконец, подняться и снова не могу. — Что с моими ногами?

Коэн медленно шагает ближе, держит в руке кокосовый коктейль с трубочкой. Он кривится в ядовитой ухмылке и мне кажется, что тот яд, буквально сочится каждой клеточкой его ненавистного тела.

Озноб сменяется откровенной трясучкой, пальцы на руках леденеют.

Коэн садится на постель, а дальше, подобно шакалу, крадется, желая коснуться моего тела. До боли стискиваю челюсть, Коэн замирает у самого лица и с размаха бьет мне по лбу твердым зеленым кокосом.

От неожиданности крепко жмурюсь, а когда открываю веки, вижу перед собой только размытую серую пелену. Ощущения холода становятся острее, и я все еще чувствую дискомфорт от удара на своем лице. Моргаю, очищаю взгляд от мутной поволоки.

Меня действительно трясет и подбрасывает, ведь я, валяюсь на заднем сиденье какой-то тачки. Совершенно обессилена, голова почти раскалывается, резко подаюсь вперед, когда машина все-таки останавливается.

Издаю глухой стон, поднимаю глаза. Уже светло, утро, наверное. Или просто ночные фонари так слепят. Сердце невольно замирает, взгляд напротив, словно пробивает, наотмашь.

Коэн снова нервничает, сидит спереди, окутывает своим прожигающим до праха вниманием. Он кусает губы и напряженно озирается по сторонам. Его пальцы стучат об руль, не находят успокоительного положения.

Мозг окончательно включается в действо, становится только хуже, и я вспоминаю все. Господи, ублюдок опять забрал меня в свои хищные лапы, усыпил хлороформом. Организм очень чутко отреагировал на химическое вещество, от чего вызвал галлюцинацию.

— Коэн…

Изнеможенный шепот вновь привлекает его интерес.

Мужчина пристально следит за мной, через зеркало заднего вида, удерживает педаль тормоза на светофоре. Бездонные светло-зеленые глаза в отражении, будто гипнотизируют, и я застываю. Ублюдок издает звериный рык, тянется к бардачку.

— Слишком рано проснулась, милая, — хрипло говорит и вновь затыкает мой нос тряпкой.

Когда закончится эта пытка? Когда я наконец-то обрету покой. Создатель смеется надо мной, как же я устала…

Я ощущаю боль и онемение рук. Ноги, как в том страшном сне, парализованы. Крепкие путы не дают возможности пошевелиться, я сижу на чем-то твердом, мои глаза полностью ослепли, от шелковой ленты, что повязал Коэн.

Кожу покалывает легким холодом, начинаю двигаться, стараюсь послабить веревки.

Пахнет мокрым бетоном и сыростью, тело замирает, когда я слышу звук приближающих шагов, громким эхом разносящийся в пространстве.

Чувствую его дыхание на своем лице, оно окутывает, смешивается с ароматом мужского парфюма, глубоко забирается в ноздри.

И теперь понимаю, что мои плечи обнажены, а пальцы Коэна еле уловимо дотрагиваются их, оставляют за собой ледяную дорожку от прикосновений. Я чувствую его руки на своей ключице, дергаюсь, словно собака на привязи.

— Не трогай меня псих!

— Ты считаешь меня безумцем? — тембр голоса совершенно не тот, что был раньше.

Сейчас в нем больше твердости, власти.

— А кто ты? Маньяк? Чертов извращенец?

Несмотря на прохладу в воздухе, по спине хлещет жаром, когда мужчина медленно обходит меня, скользя пальцем по обнаженной коленке, становится позади.

— Я хуже… — шепчет, опаляет дыханием мой висок.

Он играет со мной, словно с добычей, намерено вызывает чувство гнетущего страха. Горячая ладонь ложится на шею, крепким захватом запрокидывает голову. Упираюсь затылком в живот Коэна, ощущаю его дыхание на своих губах.

Слишком близко, невыносимо близко, нас разделяют миллиметры, и я замираю, каменею душой и телом.

— Помнишь, я говорил, что по запаху найду тебя? Ммм?

— Ты обхитрил Алину!

— Она была лишь приманкой! Я сразу понял, куда тебя спрятал Юсупов!

Я перечу Коэну, от чего тот закипает, отстраняется и наконец, стягивает шелковую повязку.

Первые секунды щурюсь, но потом глаза привыкают, и я вижу вокруг себя раздолбанные стены недостроя, еще впадаю в ужас, когда замечаю на своем теле легкое белоснежное платье. Хлопковое, очень короткое, без рукавов. Нахал посмел переодеть меня, пока я находись в отключке.

— Не криви лицо, милая! — обхватывает подбородок, заставляет смотреть в глаза. — Разве тебе не нравятся новые апартаменты? А образ невесты?

— Ненормальный, — цежу сквозь зубы, хочу ими же разорвать его ладонь.

— Прошлый коттедж не подошел, ты сбежала, — щурится Коэн, — знаешь, а нога-то моя еще болит, от ожога.

Он снова говорит, исполняет притворство, меняет голос, изображает полного психопата. Начинает громко смеяться, не сводит взгляда с моего лица, сильнее сжимает подбородок.

— Перестань вести себя как придурок, ты не такой.

Он смыкает губы, выходит из роли. Теперь его лицо полностью расслаблено, невозмутимо. Коэн выпрямляет спину, становится на пару шагов назад, скрещивает руки на груди.