Четвёртый Рим - Таня Танич Страница 39

— А ты мне снилась, — говорит он, и я чувствую будто удар изнутри — так резко кровь приливает к щекам. — Рассказать?

— Не надо, — еле выдавливаю из себя. Все эти бурные реакции меня просто-напросто пугают, и сейчас я прошу его замолчать абсолютно искренне.

— Ладно, — хитро улыбается он, окидывая меня внимательным взглядом. — Потом как-нибудь. Но обязательно расскажу.

Отстранившись, он закуривает, а я, тайком поглядывая на его профиль, на серёжки-колечки, поблескивающие в ухе, на капризную линию губ, небрежно и легко сжимающих сигарету, пытаюсь вспомнить хоть какое-то слово из тех, которыми хотела продолжить разговор об обсуждении завтрашнего мероприятия.

— Будешь? — насладившись моей обескураженностью, он предлагает сигарету, и я беру одну, прикуривая от его зажигалки, кажется только с первой затяжкой приходя в себя.

Нормально так меня заклинило. Вот тебе и деловое сотрудничество. Так, кстати… о сотрудничестве же… Понемногу, не без запинок каждый раз, когда он весело поглядывает на меня из-под упавших на глаза кудрей, рассказываю ему о том, что собираюсь сделать завтра. О том, что начало сеанса с группой — в двенадцать, что продлится это пару часов, что нам нужна конфиденциальность и тишина.

— Конфи… что? — неожиданно переспрашивает он.

— Кофиндециаль… Конфинденцин… Блин… Ну ты что, не знаешь?

В том, что он далеко не дурак и интеллектуально подкован лучше меня, просто прикрывается грубоватой простотой, я поняла ещё в день знакомства. Поэтому меня удивляет, что он переспрашивает это слово.

Секрет раскрывается очень быстро — в ответ на мои попытки Ромка откровенно ржёт:

— Знаю, конечно. Просто с твоих понтов угораю, как ты хочешь казаться важной и обламываешься.

Рассеянным движением, он вертит в руках коробок спичек, а потом достаёт оттуда одну, и прикусив зубами, задумчиво пожёвывает, пока я продолжаю объяснять ему (уже простыми словами) что ещё я принесу продукты на маленький перекус, и мне надо будет их куда-то положить. А ещё стулья. Мне нужны стулья, не менее десяти штук.

— Стулья не проблема, Женьк, — наклоняясь, он заправляет мне за ухо прядь волос, и я понимаю, что вряд ли он серьезно и вдумчиво отвечает на мои вопросы.

— Рома! Я серьезно! Стулья! Они точно будут?! — разозлившись, выхватываю у него изо рта спичку, едва успевая одернуть пальцы, чтобы он не цапнул меня зубами. — Это серьезно, понимаешь? Это очень серьезно для меня! Я не могу так обсуждать дела, когда ты почти не слушаешь, и только…

— Что?

— Пялишься… Вот что.

— А нельзя?

— Ну, не сегодня же. Я так волнуюсь перед завтрашним сеансом — на новом месте, ещё и после неудачного…

— Так, ясно, — прерывает мои возмущения он. — Идём.

— Куда идём?

— Ко мне. Сама посчитаешь стулья, столы, че там ещё тебе надо? Если надо, я принесу. Только кипешевать прекращай.

— Что, прямо сейчас?

— А когда? Я думал погулять пойти с тобой. Но тебя так и будет колбасить. Так что давай сразу ко мне, а потом гулять.

— Так ты же… — вспоминаю слова, сказанные им на проходной. — Ты же на час только зашёл.

— Ты гонишь, да? — теперь его недоумение настоящее. — Меня на час пустили с посещением. А потом надо выметаться. Ты что, решила, что я на час с тобой чисто поговорить пришёл?

— Ну, да.

— Балда! Спокойно, не кидайся. Это присказка такая — знаешь, нет?

— Да иди ты со своими присказками!

— Это ты иди. Давай, иди, собирай все нужные шмотки — и ко мне. Может, заночуешь. Эй, ты чего? Ради удобства! Утром не надо спешить, никуда ехать, можно будет ещё пару раз… Эй, хорош! — и снова ржёт, когда я, схватив его за руку, сжимаю изо всех сил, так, что ногти впиваются ему в кожу — сил дубасить его у меня уже не осталось.

— Ты всегда такая психанутая? — уточняет он, сворачивая за мной в коридор. Оглядываясь, вижу, как на ходу он смачно зализывает капли крови, выступившие на его коже от моих ногтей — и спотыкаясь, на секунду представляю, что он делает то же самое — но с моей рукой. Пальцы тут же как будто судорога сводит — чтобы прекратить это, надо сделать над собой усилие. Черт, кажется, у меня реально едет крыша. Надо собраться. Главное — работа!

Вот только пока я собираю реквизит и конспекты в большой рюкзак, он стоит за закрытой дверью моей комнаты. Внутрь его я не пускаю.

— Что, боишься, что не выдержишь и накинешься на меня, да? — насмешливо переспрашивает Ромка с той стороны, а я, бегая от стола к шкафу, с досадой понимаю, что он бы сам офигел, узнав, насколько близок к правде. В каждой шутке всего доля шутки, или как он там говорил?

Всю дорогу к нему я страшно нервничаю, даже не знаю почему больше — потому что я боялась остаться с ним в комнате, а теперь буду один-на-один в огромном доме. Или потому, что пообещала привести группу в место, о котором имею понятие весьма смутное, так слепо поверив ему.

Но постепенно мое беспокойство развеивается, и на смену ему приходит удивление, а потом радостное недоверие. Сначала мы выходим недалеко от центра, в очень хорошем районе. А потом, спустя каких-нибудь десять минут от метро сворачиваем в небольшой переулок, вдоль которого тянутся современные коттеджи.

— Ого, Ром? Ты не шутишь? Это же какой-то квартал для богачей… — взбираясь вслед за ним по холмистой дороге, не могу избавиться от мысли, что это какой-то обман.

— Шучу, конечно. Шучу и наёбываю тебя, больше мне делать нечего, — бурчит он, поддевая носком кедов небольшой камешек. — Чего опять паришься?

— Не знаю… Я почему-то ожидала другого.

— Вместо того чтобы ожидать, надо было давно прийти и посмотреть самой. Я приглашал!

— Ага, в джакузи! Думаешь, я не знаю, зачем такие приглашения?

— Опять морочишься на фигне, Женька. Джакузи и херес — да блин, дай мне лучший повод, чтоб прийти в гости!

И он снова смеётся в ответ на мое возмущённые лицо, а я не знаю знаю, чем возмущена больше — то ли его вечной фамильярностью, то ли своей нерешительностью. Действительно, могла бы уже месяц гостить здесь, и кто знает… Может этот херес — он действительно вкусный…

На этом мои мысли прерываются — мы сворачиваем к дому, последнему в ряду похожих, подходим к высокому кованому забору с большим лязгающим замком, открыв который, Ромка производит какие-то манипуляции с коробкой, висящей с внутренней стороны.

— Сигнализацию отключаю. Из наших сейчас вряд ли кто есть. Все разъехалить по турбазам и фестам. Цени, Женьк! У нас тут редко такая возможность — чтоб можно было и на всех этажах, и во дворе, и вообще, везде… Гулять, я имею ввиду гулять! — ухмыляясь, он поглядывает на меня с вызовом, и я, устав на него орать, только тихо вздыхаю.

— Ничего себе… Да вы неплохо живете! О, каменный фонтанчик… — проходя за ним по мощённой гравием дорожке, продолжаю комментировать всё, что вижу на пути к дому. — Беседка! Ого! Сигнализация… Так и представляю похожие понты у нас в общаге — на мою дверь хоть вешай сигнализацию, хоть не вешай, все равно, можно выбить одним ударом.