Дочь Великой Степи - Витольд Недозор Страница 39

– Мастерицы, – зачем-то добавила Зиндра. – Почтенная Паса постаралась…

– Знаю Пасу, – к ее удивлению, кивнула старуха, – толковая лекарка. Только она так и сидит в своей норе, а я… я тут. Была на то причина… Ладно, девочка. Пойдем-ка к оконцу, глянуть на тебя надо еще раз.

Зиндра (или теперь уже следует называть себя Гипсикратией?) потаенно улыбнулась. Она знала, что та увидит. Гладкая молочно-белая кожа – там, где ее не касалось солнце; узкая талия, сильная спина, вдруг расширяющаяся к бедрам. Губы, полные и розовые, как бутоны. Вздернутые груди, соски которых торчат упругими остриями.

– Все, о чем мужчина может только мечтать, – пробормотала Мара. – Ни одна из степных рабынь, которых доводилось мне готовить на продажу или для ложа знатнейших ольвиополитов, не стоила тебя. И близко не стоила! Вроде бы не самое красивое лицо, не самый круглый зад… – ты не хмурься, девонька, принимай правду, как она есть! – живот скорее плоский, чем выпуклый… Но все черты вместе… Уж поверь старой, многоопытной Маре, прошедшей все огни и воды, какие могут выпасть женщине в этом диком краю: ради тебя стоит вспомнить древнее предание…

– Какое, матушка? – Девушка вдруг оробела, словно вернулась в незапамятные времена, на три года назад, на Старую Могилу.

– Что истинная любовь, соединяющая людей, – не безумие похоти, но способ, каким Великая Мать посылает в этот мир тех, кто ему нужен. Ибо от такой любви рождаются чудесные дети… Ну пошли, невеста… – Старуха подтолкнула Зиндру-Гипсикратию к выходу.

Снаружи в пристройке ее ждали две служанки. Они распустили ей волосы и умастили сирийскими благовониями из краснолаковых сосудов тонкой работы. Откуда-то вдруг появилась пожилая женщина с гребнями, ножницами – как для овец, только поменьше – и щипцами. За ней другая несла миниатюрную жаровню.

Зиндра послушно села на низенькую скамейку. Ловкие пальцы пожилой мастерицы занялись копной ее золотисто-рыжих волос, волнами ниспадающих до середины спины. Расчесали черепаховыми гребнями, потом зачесали наверх, завязали на затылке узлом и укрепили несколькими витками ленты, водрузив сверху сеточку из тонких жемчужных нитей.

Затем пришел черед одеться в подобающую одежду. Теперь вокруг суетились не служанки, а подружки невесты, и в самом деле ее подруги, даже сестры: Зарина, Меланиппа, Алана… Они должны облачить невесту, как было принято у народа ее жениха.

В оконном проеме виднелся платан, четко вырисовываясь на синем, как сапфир, небе своими кружевными зелеными листьями. Зиндра смотрела на него и старалась ни о чем не думать.

Сперва – короткая, невесомая рубаха из тонкого просвечивающегося льна. Затем – вышитый розовый хитон, складки которого падают до земли. Тут подружки, непривычные к таким одеяниям, замялись. К ним сразу же подскочила одна из молодых служанок, опоясала талию длинным шелковым шнурком, завязала его на правом боку свободным узлом с развевающимися концами.

Хитон украшали вышитые звезды и цветы, низ был расшит голубой каймой с орнаментом: лучшая ткань, что нашлась в Ольвии – а в Ольвии много сортов драгоценной ткани! Девушки восторженно переглянулись, и вдруг на них напал смех. Совсем недавно они могли так радоваться разве только железному панцирю вместо копытного…

Затем служанки принесли расшитый квадратиками пояс, его повязали не на талии, а под грудью. И вот, уже облаченная в эллинскую одежду, она вышла туда, где ее ждал Теокл, при виде невесты не сумевший сдержать восхищенного возгласа.

Во дворе собралась толпа гостей, да еще человек пятнадцать музыкантов и певцов: степные дудари, греческие лирники, барабанщики, а вдобавок четыре девушки из веселого дома, мастерицы звенеть бронзовыми кимвалами ^[33]. Хор тут же сладкозвучно заголосил про жениха, подобного какому-то Арею, который выше самых высоких мужей.

Зиндра слышала все, как сквозь шум волн, видела, как через туман.

А вот жрец местного храма, немолодой уже, с веселым лицом старого бражника, изрек, простирая руки над их головами:

– Я отдаю ваше счастье под покровительство великой богини. – И затем вдохновенно продолжил: – Это она силою своего могущества свела вас, мужа и жену из разных племен и мест, и соединила в любви, ибо велика ее власть!

Потом был пир…

…А потом он закончился. И, крепко взяв ее за руку, Теокл поднялся со скамьи.

– Эвое! Эвое! – возгласили гости вразнобой.

И новобрачные пошли в приготовленные загодя покои. Музыканты запели, но не гимн богам, а непристойную, похабную песенку. Таков извечный обычай: когда молодую ведут к брачному ложу, без соленых шуток не обходится.

Но только когда за ними затворились плотные двери спальни и Зиндра опустилась на огромную постель, застланную коврами и покрытую тонкой тканью сверху, она поняла, что они – муж и жена, супруги! И ощутила сладостный покой, точно зная теперь, что все будет хорошо – и в эту ночь, и во все последующие.

Теокл сел рядом. Сбросил с плеч хитон, потом задул крошечный ночник…

– Я твоя! Владей мною! – сказал Зиндра давно затверженную фразу.

– Ты… ты моя богиня! Я ждал тебя всю жизнь! – горячо зашептал Теокл, пока его жадные руки в темноте ласкали ее, освобождая от одежды… скользили по ее телу, бережно, словно бы отстраненно любуясь формами и на ощупь, как навзрячь, исследуя нежное, округлое совершенство грудей…

Задержались на какое-то мгновение, ощупывая шрам; наконец перебрались к соскам, набухающим и твердеющим под их лаской. Потом ладонь Теокла скользнула по ее животу. Другая рука продолжала ласкать груди.

Зиндра лежала молча, вдыхая запах мускуса и благовонных масел.

– Моя богиня…

Зиндра чувствовала, как открывается ее цветок, как ей становится томительно и жарко внизу живота, как жар поднимается все выше, наполняя ее изнутри. Она задохнулась от желания, застонала сквозь сжатые зубы. Забилась в тягучих судорогах, раскинув руки.

Повернула голову и встретила губы Теокла своими.

Она полностью отдавалась в его власть, доверялась ему бесконечно и радостно, как раскрываются благоухающие розовые лепестки навстречу восходящему солнцу. И вот настал тот миг, когда накал желания стал нестерпимым и они оба воспарили в горние выси…

Опьяненная обрушившимися на нее каскадами любви и нежности, она припала к телу МУЖА. И почувствовала, как по щекам стекает соленая влага. Разве может быть женщине дано такое счастье? Разве оно бывает вообще? Ведь что бы ни заповедала Великая Мать, мужчина в этом мире – старший. А Теокл действительно куда старше ее, видел и знает в этой жизни гораздо больше… и, конечно, «морской промысел» позволял ему взглянуть в глаза смерти куда чаще, чем ей во всех ее стычках…

К тому же он – эллин. А она столько наслышалась об отношении эллинов к варварам… и к женщинам…