Парижские бульвары - Роксана Гедеон Страница 39

Я не удивлялась, что она не узнает меня, потому что заранее приготовилась к этому. Но меня удивлял тон моей невестки – сварливый, враждебный, словно она была зла на весь мир.

– Я Ритта Риджи. По крайней мере, меня так когда-то называли. И я хочу видеть своего брата.

Стефания ничем не выдала своего удивления. Она лишь спрятала Ренцо за свою спину, словно опасалась, что я сделаю ему что-то плохое.

– Ритта Риджи? Когда мы видели твою карету, разъезжающую по набережным, и слушали сплетни о твоих замужествах и успехах, тебя звали принцессой де ла Тремуйль де Тальмон. Когда ты была богата и купалась в золоте, ты не вспоминала о нас. А теперь ты приходишь сюда нищая и наверняка без гроша в кармане. Ты пришла просить денег, не так ли? И помощи? Я была уверена, что рано или поздно это случится.

Мне стало больно. Неужели и Джакомо так ожесточен против меня? Неужели они думают, что я знала, где они живут, и даже не посетила их, когда была богата? Как это горько, если наша семья теперь, когда все ее члены вроде бы нашлись, расколется на два враждебных лагеря: с одной стороны я и Антонио, с другой – Джакомо и Розарио.

– Знаешь, что я делала все эти годы? В то время, как ты развлекалась в Версале – об этом писали все газеты, – я мыла посуду и чистила кастрюли, таскала по утрам тяжелые корзины с мусором и вязанки дров. Если зима выдавалась холодная, фонтаны замерзали, и я скалывала лед, чтобы дома растопить его и не оставаться без воды. Я торговалась с лавочником за каждый грош. Я стала прачкой – взгляни, у меня все руки испорчены мылом и щелочью.

Я даже не открывала рта, чтобы опровергнуть все эти обвинения. Было видно, что Стефания давно мечтала о том, чтобы высказать все мне прямо в лицо. Да и в чем я могла ее упрекнуть? Разве что в том, что она была слишком горда и не разыскала меня раньше.

– А у меня трое детей, моя милая, и я не могла бросить их так, как это сделала ты…

– О, довольно! – взмолилась я. – Что ты знаешь о моей жизни! У меня есть дети, и я люблю их. Но тебя, по крайней мере, не лишили права видеть своих детей. А я не могу покинуть Париж, потому что закрыты заставы… Ты тяжело работала, это правда. Но разве ты знаешь о том, что пришлось вынести мне? Твоей жизни ничто не угрожает. А я уже столько времени живу в кровавом кошмаре, страшась смерти. И как же ты можешь упрекать меня? Ведь я уже чудовищно наказана за преступление, которого не совершала!

Стефания молчала, упрямо и сердито сдвинув брови. Я поняла, что ее не тронули мои слова. Ах, не все ли равно! Кто она такая? В конце концов, я пришла повидаться с братом, и, если его жена не хочет меня видеть, я уйду – но только после того, как встречу Джакомо.

Тихие шаги послышались сзади. Еще не оборачиваясь, я поняла, что он пришел. Слегка постукивала о землю трость…

– Кто здесь, Стефания?

Он остался таким же худощавым и изящным, каким был в юности, и прожитые тридцать шесть лет, казалось, не оставили на нем следа. Теперь он носил темные очки, которые снял, едва войдя во двор. Джакомо был самым умным среди моих братьев. Трудно было поверить, что он изменился так же, как и его жена.

Я подошла к нему, взяла за руку, сжала его пальцы в своих.

– Узнай меня, пожалуйста. Ты должен узнать. Ведь я теперь снова такая, как ты. Как все остальные лаццарони…

Он вздрогнул, услышав это слово, с усилием глотнул, лицо странно искривилось.

– Лаццарони? Я десять лет не слышал этого слова.

– Я тоже не вспоминала о нем, Джакомино. Фея Кренского озера, которая мне покровительствовала, теперь улетела. И в моих Ниольских горах уже давно царствует мрак…

Он порывисто протянул вперед руки, на ощупь нашел мои плечи, привлек к себе. Его колючая щека прикоснулась к моей. А пальцы – проворные ловкие пальцы – напомнили мне то, о чем я давно позабыла: они быстро пробежали по лицу, волосам, шее.

– Ты… ты…

Он наклонился, и я с удивлением ощутила, как он дрожит.

– Ритта! – хрипло вырвалось у него. – Настоящая Ритта! О, я узнал. Этот аромат волос – я бы узнал его из тысячи… Ты стала совсем другой. Но это все же ты…

Он узнал меня, и это главное. Больше мне ничего не нужно было. Какое-то мгновение я дрожала в его объятиях, приглушенно всхлипывая, а потом решительно отстранилась:

– Все, Джакомо. Теперь нам нужно проститься.

– Проститься? Теперь, когда ты пришла?

– Мое нынешнее появление не принесет тебе радости. Я вернусь, когда буду более счастлива.

Я неуверенно отступала, а он шел за мной, вытянув руки.

– Ритта! Ты не должна так поступать. Я столько ждал тебя.

– Знаю. Спасибо. Я люблю тебя, Джакомино. Сердитый взгляд Стефании напомнил мне, что я должна уйти. К тому же мне уже самой было стыдно: она думает, что я пришла за деньгами…

Я вернулась, порывисто обняла брата и поцеловала.

– Храни тебя Господь, Джакомо. Я еще вернусь, если буду жива.

А потом круто повернулась и скрылась в сумраке ночи.

…Брике бежал за мной, не отставая ни на шаг. Уже несколько часов он хныкал и донимал меня вопросами о том, где мы поужинаем и куда пойдем ночевать. Именно потому, что я сама не знала, я почувствовала раздражение.

– Сегодня будем спать на улице! – сказала я гневно. – На Королевской площади есть скамейки, а ночи сейчас теплые. В конце концов, если это тебе не по вкусу, можешь убираться ко всем чертям.

Возвращаться к гражданке Дюбрей мне почему-то было стыдно. Я вела себя так самоуверенно, как хозяйка положения, и считала своих спутников совершенно никчемными. А теперь оказалось, что я сама ничем не лучше.

Брике замолчал, и по его молчанию я определила, что сорванец вовсе не пылает желанием расстаться со мной. У меня отлегло от сердца. Но на всякий случай я заявила:

– Знай, что нынче у меня совсем нет денег. Ни одной монеты. А тех денег, которые ты украл у Бельтрами, не хватит даже на фунт хлеба.

– Но вы же заработаете, правда, ваше сиятельство? – с надеждой спросил он.

Я вздохнула. Заработаю, конечно! Когда-нибудь! Но как?

Мы не пошли на Королевскую площадь. Брике вывел меня на набережную Сен-Луи у моста Дамьетт. Вздыхая, я смотрела на воды Сены, поблескивающие тусклым серебром в свете фонарей. Луна еще не взошла, но на небе уже вспыхивали осенние звезды. Близилось время, когда часы на Ратуше пробьют полночь. Дул сильный ветер, но холода я не чувствовала. Глазом циклопа вырисовывалась в ночи гигантская розетка собора Парижской богоматери, возвышающегося рядом, на острове Сите.

Брике уснул на скамейке, свернувшись калачиком. Мне спать не хотелось. Я стояла и думала, что мне делать дальше. Пропуск у меня есть, но без денег уехать невозможно. Кажется, за каждое лье в дилижансе берут двенадцать су. У меня же нет денег даже на еду, даже на хлеб… Как поступить в таком случае?