Полет над разлукой - Анна Берсенева Страница 39

Разговаривать с Кейт было легко и приятно, она обладала той способностью, которой обладает большинство американцев: быстро располагать к себе собеседника своей жизнерадостностью. На карталовском курсе училось три платных американца, и Аля неизменно отмечала это их замечательное качество.

– Алька, ты чего тут застряла? – окликнула ее Рита. – Там твои мыдлоны рассчитаться хотят, уже дергаются.

– Да, извините! – спохватилась Аля. – Успешной работы, Кейт! Пока, Илюша.

Не глядя в его сторону, она кивнула им обоим и отошла от столика.

Аля так злилась на себя, как ей давно уже не приходилось на себя злиться.

«Почему меня так растревожила его насмешка? – сердито думала она, одного за другим рассчитывая мыдлонов, собирая посуду, вытирая столы. – Что я, подработки этой стесняюсь? Или жалею, что от него ушла?»

Подработки она, конечно, не стеснялась. Но вот расставание с Ильей… Аля старалась не думать об этом и даже не смотреть в его сторону.

Поэтому она не заметила, когда исчезли Илья и Кейт. Только еще раз рассердилась на себя за то, что ей показалось обидным: почему он не подошел попрощаться?

«Брезгует с официанткой прощаться, бизнесмен американский!» – думала Аля, понимая, что эта глупая мысль не имеет к нему ни малейшего отношения.

Но ей хотелось на него злиться – ей необходимо было на него злиться, чтобы не думать о нем…

Обычно, ложась спать утром после работы, Аля отключала телефон. Но на этот раз она не стала этого делать и даже сделала перед самой собою вид, что просто забыла.

«Надо все-таки выключить… – подумала она, уже засыпая. – Но теперь лень…»

Поэтому она не удивилась, когда телефонный звонок прорезал ее сон. Она и спала сегодня иначе, чем обычно: более настороженно, что ли, ни на минуту по-настоящему не отключаясь от реальности.

– Разбудил? – спросил Илья.

– Почти, – ответила она; часы на тумбочке у телефона показывали три часа дня. – Все равно вставать пора.

– У тебя спектакль сегодня, репетиция? – спросил он.

– Сегодня ничего.

– Встретимся?

– Да.

Они говорили обрывисто, словно торопясь, ничего друг другу не объясняя. Но им и не надо было объяснять друг другу, почему они хотят встретиться…

«Если он скажет: приходи ко мне сейчас, я приду», – подумала Аля.

Но Илья сказал, что будет ждать ее в семь на Пушкинской.

– Возле памятника, помнишь? – добавил он.

«Куда же к нему? А Кейт?» – вспомнила Аля.

– Помню, – ответила она.

Конечно, она помнила, как застал их мгновенный летний дождь, когда они перешли дорогу и оказались возле бронзового Пушкина. И светофор, как назло, сломался, машины потоком пересекали Тверскую, не давая перебежать под крышу, и вход в метро возле памятника был закрыт на ремонт… Аля вспомнила, как Илья впервые обнял ее, накрыв полами куртки, как его влажные от дождя усы коснулись ее щеки…

Почти четыре года прошло с того дня, а у нее и сейчас потемнело в глазах так же, как тогда. Как будто не было ничего: ни прожитого вместе года, ни разочарования в нем…

Она пила на кухне кофе и думала о том, что надеть на это свидание. Это было так странно для нее, так забыто!

Аля действительно забыла, когда ей в последний раз приходилось размышлять над такой простой вещью, как выбор одежды перед свиданием. Хотя что в этом удивительного? Не для Родьки же Саломатина было наряд выбирать! А Рома и не замечал, что на ней надето.

Зато Илья все заметит и отметит сразу, в этом Аля не сомневалась. Он всегда был очень щепитилен во всем, что касалось одежды – вернее, того облика, который неуловимо создавался с помощью одежды, гаванских сигар в золотом портсигаре, множества добротных и изящных мелочей…

«Он черный цвет любил, – вспоминала Аля, уже стоя под душем. – Говорил, его не каждый может носить, потому что он блеклого человека просто убивает. Только что надеть – может, просто джинсы?»

Джинсы она надевать не стала: вдруг они пойдут куда-нибудь, куда в джинсах не ходят? Даже почти наверняка туда и пойдут…

Аля надела любимое свое платье – то самое, в котором когда-то пошла на антрепризу во МХАТ, где впервые увидела отца Ильи и поразилась пропасти между отцом и сыном… Впрочем, об этом ей сейчас вспоминать не хотелось. Мало ли что произошло с Ильей за эти годы? Зачем вытягивать из памяти те эпизоды, когда он представал в невыгодном свете?

Платье это она с тех пор почти не носила, оно выглядело как новое, и Илья его наверняка не помнил. А платье было отличное, в этом сомневаться не приходилось. Оно было французское, и от него веяло той благородной простотой, которую любил Илья. Черное и одновременно дымчатое, оно поблескивало едва заметным матовым блеском и очень шло к Алиным темным глазам.

К нему лучше всего было бы надеть жемчужный гарнитур – да, она ведь тогда во МХАТ и надевала нитку жемчуга и сережки-капельки. Но жемчужный гарнитур подарил Илья, и Аля оставила его, в числе прочих драгоценностей, на подзеркальнике… Не надевать же Ромино ожерелье! Да оно сюда и не пойдет.

Аля сама удивлялась тому, как серьезно и долго размышляет над всем этим, даже переживает, что нет подходящих украшений. Она понимала, что думает обо всех этих мелочах для того, чтобы не думать о самом свидании с Ильей…

Вдруг она вспомнила о недавнем отцовском подарке, который у нее еще не было случая обновить. Андрей Михайлович привез его из Туркмении, куда ездил на какую-то особо выгодную халтуру, которая должна была заметно приблизить долгожданную квартиру. Он тогда и денег ей предлагал, просил бросить работу, говорил, что у нее вид усталый…

Работу Аля бросать не стала, денег взяла немного – как будто отец для того туда ездил, чтобы ее деньгами снабдить! Но папин подарок, шелковый палантин потрясающего малинового цвета, очень ей понравился. Она сразу поняла, что этот широкий невесомый шарф может преобразить любой наряд. К тому же ей к лицу был яркий, чистый цвет.

И к черному платью он подходил просто отлично! У Али была еще специальная застежка – что-то вроде пряжки, с помощью которой можно было закрепить шарф самым причудливым образом.

Она взглянула на себя в зеркало и решила, что выглядит неплохо.

Сборы были окончены, она стояла в прихожей у входной двери, и больше думать о шарфе, пряжке, платье было невозможно. Аля думала о том, что через час увидит Илью, и сердце едва не выпрыгивало у нее из груди.

Весна стремительно катилась к лету, дни наливались теплом. Аля расстегнула длинный свободный плащ, сев в попутную машину. На метро ехать не хотелось: все в ней было сейчас не для метро в час пик – от высоких тонких каблуков до настроения.

Они с Ильей подошли к памятнику почти одновременно.