Пойми и прости - Дж. П. Моннингер Страница 38

— Я рада, милая.

— По-настоящему, мам. Не сдержанно. Не осуждающе. Не знаю, правильно ли мы поступаем, но интуиция подсказывает, что да. Я все обдумала, поверь мне. Я не теряю голову. Джек настоящий и надежный… Надежный как никто. Он видит мир таким прекрасным… Не так, как я его вижу, но в этом мы дополняем друг друга. Я не знаю. Я устала раскладывать все по ящикам, мам. Я делала это всю свою жизнь. А Джек не подходит ни к одному ящику, это мне в нем и нравится. Когда я с ним, мир кажется более открытым. Правда. Я пыталась рассуждать разумно. Мы слишком молоды, не встали на ноги… Есть целая тысяча причин отказаться от этой затеи, но так бывает всегда, верно, мам? Ты сама меня этому научила. Иногда нужно принять подарок судьбы и не отпускать его. Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь, мам.

— Конечно понимаю, милая, — сказала она, и это была хорошая мама, теплая, идеальная мама, которая фотографировала меня с подругами на выпускном и которая, наверное, наверное, наверное, понимает меня лучше всех на свете.

И мне не составило труда представить себе их разговор с папой вечером.

— Хезер встретила кое-кого.

— Кое-кого?

— Мальчика. Ну, вряд ли технически он мальчик. Молодого человека.

— И…

Мой папа сидит в своем кресле на террасе, смотрит игру Янки и, быть может, попивает темный односолодовый скотч.

— И она собирается привезти его домой.

Папин взгляд. Немного раздумий. Насмешливый подъем бровей.

— Она должна работать… — скажет он.

Мама кивнет.

— Хм-м-м.

Затем он взглянет в телевизор или на заходящее солнце, поднимет бокал, сделает глоток.

Он подумает, что все идет не по плану. Что я поторопилась и что я несерьезная. О чем я думала?

— Как прошло? — спросил Джек, плюхнувшись на сиденье напротив. Он протянул мне горячий шоколад. У него был довольный и отдохнувший вид. Я осознала, что теперь знаю, как он спит и как себя чувствует.

— Думаю, могло быть и хуже. Конечно, для них это неожиданные новости.

— Хорошо. Давай сюда свои ноги, я сделаю тебе массаж. Это наименьшее, что я могу сделать.

— У меня грязные ноги.

— Меня устраивает.

— У тебя точно фут-фетиш. Это становится все яснее.

Я отхлебнула еще немного горячего шоколада. Было довольно вкусно. Он похлопал по своим коленям, чтобы я положила на них ноги. Я послушалась. Попросила его не снимать мои носки.

— Когда ты позвонишь своим предкам? — спросила я.

— Ох, у нас не такая семья.

— А какая?

— Я не знаю. Мы правда любим друг друга.

— Еще одна патология?

— Это делает меня лучше. Ты разговаривала с мамой или папой?

— С мамой. Но это то же самое, что общаться с ними обоими. Они всегда рассказывают все друг другу.

Он нажал на нерв на моем пальце, и моя нога немного подскочила. Мы вернулись в тихое русло. Все стало даже лучше, чем раньше, ведь теперь все лежало на поверхности. Впервые мы заговорили о Нью-Йорке не как о гипотетическом пункте назначения, а как о месте, где будем жить. Это изменило все для нас обоих.

— Спишь? — спросил он. — Иногда от массажа ног меня клонит в сон.

— Что мы будем делать в Италии?

— Есть спагетти. Осматриваться.

— То есть мы едем в Италию лишь для того, чтобы поесть спагетти?

— Звучит безбашенно, когда ты это говоришь.

— Твой дедушка был там?

Он кивнул.

— А потом Париж? — спросила я.

— А потом Париж. Раф с Констанцией тоже будут там. Вот и конец нашему путешествию. Как-то так.

— Поскорее бы их увидеть.

— Да, было бы неплохо встретиться с ними в Италии.

— Жаль, что у нас так мало времени. Я тебе рассказывала, что в детстве думала, будто Венеция находится на Венере? Думала, что это город на другой планете.

— И ты говоришь, что окончила Амхерст.

— Не знаю, дело в похожих названиях. Я помню, как разочаровалась, когда моя подруга сообщила мне, что Венеция — это город в Италии. Я сначала даже не поверила ей. Решила, что ее дезинформировали. Думала, что гондольеры в полосатых рубашках… что это космическая униформа.

— Да уж, у тебя есть свои странности, Хезер.

— Было легко ошибиться.

— То же самое, что перепутать трубкозуба и ковчег для машин. Именно так я считал в детстве.

— Ты думал, что трубкозуб — это ковчег для машин? Мне даже сложно выговорить. Какая-то скороговорка. Что такое ковчег для машин?

— Я просто подумал, что если Ной построил ковчег для животных, то почему не может быть ковчега для машин? И я решил, что это трубкозуб.

Он снова взял меня за пальцы на ногах. Я ощущала легкость, счастье и поддержку. Мы по-прежнему смотрели друг другу в глаза, когда зазвонил мой телефон. Я опустила взгляд и увидела, что это папа. Я показала телефон Джеку, и он встал с сиденья.

— Ухожу, — сказал он.

Нежно поцеловав меня, он удалился в вагон-ресторан.

31

— Так, расскажи мне о Джеке, — сказал папа. — Твоя мама сказала, что он сопровождает тебя домой.

Сопровождает. Словно Джек — какой-то слуга.

Наверняка его насторожила настойчивость мамы в ее просьбах выяснить, что все это значит. Старый трюк. Боже, до чего же быстро они сработались.

— Джек — это человек, которого я встретила в поезде по пути в Амстердам.

— Он американец?

— Родился и вырос.

— Твоя мама сказала, что он из Новой Англии?

— Вермонт, — сказала я.

Меня раздражали мои короткие ответы, но я не хотела рисковать и затягивать со своими репликами. Лучше отвечать короткими повествовательными предложениями, не проявляя особой инициативы.

— И какие у него планы? Ты знаешь?

— Относительно чего?

— Ну, просто, в общем. Планы на жизнь. Вы это обсуждали?

— Папа, ты слишком любопытный.

— Я не специально, милая. Прости. Мне просто интересно. Как и твоей маме. Это большой шаг. Ты только выпустилась весной.

— Я знаю, пап.

Я отхлебнула еще немного горячего шоколада. Решила не вестись на ловушки отца. Если ему нужны ответы, ему придется вести разговор. После короткой паузы он продолжил:

— И насчет твоей новой работы… Команда Эда Белмонта сделала скачок выше крыши. В смысле, их продажи. О них написали в журнале «Уолл-Стрит». Во всяком случае, Джек будет жить с тобой?