Три короны - Виктория Холт Страница 38

Лежа в постели, она размышляла о будущем своей дочери. Отдать ее на воспитание вместе с падчерицами? Но ведь те намного старше. И кроме того, находятся под опекой протестантского епископа. Почему ее дочь должна становиться протестанткой? Сама она – католичка, Яков – католик, хотя и не признается в этом на людях. Почему же, спрашивается, они не могут воспитывать детей так, как им хочется?

Когда пришел Яков, она сказала, что желает крестить дочь по католическому обряду.

– Дорогая, это невозможно, – вздохнул Яков.

– Почему? Мы-то с тобой – католики.

– Потому что наша дочурка входит в число наследников трона. Народ Англии не согласится на крещение в католической церкви.

– Это моя дочь, – упрямо произнесла Мария-Беатрис.

– Увы, дорогая, мы всего лишь слуги народа.

Больше он не говорил с ней на эту тему, однако Мария-Беатрис, лежа в постели, по-прежнему размышляла над вопросами, не дававшими ей покоя. Почему из-за своей молодости она все время должна подчиняться чьим-то желаниям? Ее выдали замуж, не спросив согласия, и она никакими слезами не могла изменить свою судьбу, хотя сейчас была даже благодарна ей. Но дело не в том – сколько же это может продолжаться, вот в чем вопрос. О нет, хватит! До дна испив свою чашу унижений, она никому не позволит диктовать условия ее ребенку.

Она послала за своим духовником, а когда тот пришел, сказала:

– Отец Галлис, я желаю, чтобы вы крестили мою дочь. Священник удивленно поднял брови, но она добавила:

– В конце концов, это наше личное дело – мое и моей дочери. И еще моей церкви – моей, вы слышите? Пусть говорят, что угодно, я так решила.

Польщенный и обрадованный такой просьбой, отец Галлис в тот же день крестил девочку – прямо у постели матери, в присутствии служанки и монаха-католика.

Карл зашел проведать невестку. Сев у ее постели, он улыбнулся.

– Ну, как поживает моя новая подданная? – спросил он. Тотчас принесли ребенка.

– Очаровательная девочка.

Карл с одобрением взглянул на Якова, пришедшего вместе с ним. Затем вновь улыбнулся невестке.

– Видимо, гордишься собой? – добавил он. – Правильно делаешь, такие чудесные малыши рождаются не часто. Уже думала, как назовешь ее?

– Да, Ваше Величество, – ответила Мария-Беатрис. – Я назову ее Екатериной, в честь английской королевы.

– Превосходное имя, – заметил Карл. – А кроме того, это доставит удовольствие Ее Величеству.

– И еще – Лаурой. В честь моей матери.

– Тоже неплохо. Признаться, не ожидал, что к моему приходу все самые сложные проблемы будут решены. Нам остается лишь обсудить крестины этого благословенного дитя.

У Марии-Беатрис учащенно забилось сердце. Разговаривать с духовником было легче, чем с королем.

– Ваше Величество, – медленно произнесла она, – моя дочь крещена в согласии с обычаями моей церкви.

Карл несколько секунд молчал, потом улыбнулся.

– Екатерина-Лаура, – сказал он. – А ведь и впрямь – звучное имя!

Мария-Беатрис откинулась на подушки. Она победила. А впрочем, могла бы заранее предположить, что добродушный английский король не станет чинить ей препятствий.

Затем ее навестила королева.

– Очень трогательно, что ребенку дали мое имя, – сказала она.

– Вероятно, мне следовало бы сначала спросить позволения Вашего Величества.

Екатерина засмеялась.

– Ну, как ты понимаешь, за ним дело бы не стало. А вот король просил меня поговорить с тобой о крещении девочки.

– Но ведь…

– Его Величество желает, чтобы оно состоялось в королевской часовне, при участии епископа Лондонского.

– В согласии с традициями английской церкви?

– Разумеется.

– Когда Его Величество обратился к вам с этой просьбой?

– Полчаса назад, не больше.

Мария-Беатрис закрыла глаза. Как же так? И удивительней всего – разговаривая с ней, он не проявил никаких признаков ярости. Впрочем, вспыльчивым человеком его еще никто не называл. Обычно он просто улыбался, а потом все делал по-своему.

Она испугалась за отца Галлиса – за подобное самоуправство его могла постигнуть суровая кара – и после ухода королевы немедленно послала за ним, чтобы рассказать о случившемся.

Он сказал, что теперь им остается только ждать, когда гнев монарха обрушится на них.

Они приготовились к расплате, но ничего не произошло. А через несколько дней новорожденную крестили согласно желанию короля и ритуалам английской церкви. Крестным отцом ребенка был герцог Монмут, крестной матерью – его дочь Мария.

К этому делу король больше не возвращался. Как поняла Мария-Беатрис, он не любил ввязываться в неприятные истории – предпочитал добиваться своего, обходясь минимальными затратами сил и времени.

* * *

Мария пришла в отчаяние. Семья ее обожаемой Аврелии переезжала в один из особняков на площади святого Якова.

– Что же теперь будет? – в очередной раз посетив королевский дворец, спросила она. – Как мы сможем видеться, если тебя здесь не будет?

– Увы, дорогая, – ответила Аврелия. – Придется нам, как прежде, находить утешение в письмах. Впрочем, мои родители иногда будут наведываться во дворец святого Якова или в Уайтхолл – там мы сможем встречаться, хотя бы изредка.

Мария молчала.

– Я пришлю вам кольцо с сердоликом, – продолжала Аврелия. – Глядя на него, вы будете вспоминать обо мне.

– Спасибо, дорогая. Я всегда буду носить его с собой, – сказала Мария.

Вернувшись в Ричмонд, она отчасти смирилась с переменой, произошедшей в ее жизни, поняла, что отныне будет еще больше дорожить письмами к Франциске.

В этой мысли было даже что-то утешительное.

Каждый день она ждала Гибсонов, которые должны были передать ей кольцо с сердоликом. Анна, не меньше Марии огорченная известием о переезде Франциски, заявила, что тоже хочет оставить себе какой-нибудь сувенир на память; кольца все не было, и Мария уже начинала подозревать, что Франциска предпочла послать его Анне.

Свою ревность она изливала в письмах.

«Поскольку моя сестра оказалась более достойна твоей любви, чем я, то у меня есть все основания предполагать, что кольцо с сердоликом сейчас находится у нее. Ах, неблагодарная Аврелия, надеюсь, ты переедешь не слишком скоро – лишенная твоей любви и возможности видеть тебя, о мой неверный муж, я буду убита горем, тогда как она сможет найти немалое утешение в разлуке с тобой, потому что ей удалось одержать победу над соперницей, однажды изведавшей мимолетное счастье от наших встреч, а теперь лишь питающей надежду на то, что воспоминания о бедной Клорине не сразу будут изгнаны из твоего жестокого сердца».