Завет, или Странник из Галилеи - Нино Риччи Страница 38

— Народу очень много, — сказала я, — и потом, как мы сможем отличить его искренних сторонников от тех, кто имеет свои корыстные цели.

— Не тому учил нас Иешуа, — возразил мне отец, но все же послушался моих слов.

Я же испытывала угрызения совести, так как знала, что мною двигало лишь желание быть наедине с Иешуа и не делить его общество с целой толпой. Однако очень скоро я была наказана за свой эгоизм. Не говоря уже о том, что мой отец сильно переживал неловкость положения, в котором оказался не по своей вине. Иешуа, услышав, что для него приготовили очень много еды, тут же строго отчитал нас за то, что мы не додумались накормить несчастных и страждущих. Мы бросились раздавать еду, а когда закончили, то Иешуа отослал нас всех по домам, сказав, что он слишком устал с дороги.

Меня очень задело столь холодное обращение. Страхи и сомнения, мучавшие меня все эти дни, вспыхнули в моей душе с новой силой. Я была уверена, что обманулась в своих ожиданиях и в самом Иешуа. Сначала я думала, что причина дурного настроения Иешуа кроется в какой-нибудь неприятности, случившейся с ним в дороге. Но потом выяснилось, что компания, сопровождавшая его в пути, увеличилась на одного человека. Их стало четверо. Четвертым был человек, сильно отличавшийся от остальных своей внешностью. Он был отнюдь не плотного телосложения, какими обычно бывают жители Галилеи, а, наоборот, худощавым, тонким в кости. Кожа его была очень смуглой, почти черной, он походил на араба. Иешуа брал его с собой, когда мы отправлялись помогать больным. Тогда они с ним оживленно беседовали. Я была поражена тем, как Иешуа вел разговор с незнакомцем. Я не узнавала прямого и открытого Иешуа. Он говорил так, как обычно говорят горожане, беспрерывно кивая и глядя тебе в глаза, но как будто бы постоянно что-то скрывая.

Вскоре обнаружилось, что вместе с незнакомцем к нам пришли и дурные вести. Однажды утром нас разбудила новость, в одно мгновение облетевшая всю округу. Новость из Тверии о казни подвижника Иоанана. Меня она застала в Мигдале. Мы с отцом не мешкая отправились в Капер Наум и застали там бесчисленную толпу, теснившуюся у дома Шимона в ожидании, когда выйдет Иешуа. В толпе то тут, то там раздавался протяжный скорбный плач, потом снова все стихало. Люди были подавлены, но не было и намека на то, что они готовы учинить беспорядки.

Мы стояли в скорбном ожидании, когда я вдруг увидела, что незнакомец, пришедший с Иешуа, подходит к толпе со стороны дальних ворот. Те ворота выводили на дорогу к римскому гарнизону. Спустя некоторое время появились и первые солдаты. Я не знала, как истолковать только что увиденное. Может быть, он был подосланным римлянами провокатором. Может, он получил секретный приказ о возбуждении беспорядков. Конечно, все затевалось для того, чтобы арестовать Иешуа. И если они преследовали такую цель, то злодеи допустили здесь один серьезный промах, а именно: командующим гарнизона служил некий Вентидий Сидонянин. Он жил здесь уже много лет и стал практически своим. Иешуа был для него авторитетом, если только не учителем. И теперь солдаты Вентидия старались держаться как можно тише из уважения к нашей скорби. Вентидий при появлении Иешуа не замедлил выразить свое возмущение по поводу случившегося.

Когда Иешуа появился перед народом, одежда на нем была разорвана, а голова посыпана пеплом, значит, как и собравшиеся перед домом, он в уединении предавался глубокой скорби. Увидев его, толпа замерла. Он заговорил об Иоанане очень просто и искренне без витиеватых и напыщенных иносказаний, сравнивая его с великими пророками древних времен. Как и они, Иоанан был гоним властями и так же, пренебрегая опасностью и угрозами, продолжал свою проповедь. Иешуа вспомнил годы, проведенные в пустыне в общине Иоанана. Он говорил, что многие считали пророка сумасшедшим. Может быть, он и походил на безумца, но его сумасшествие было не чем иным, как истиной, которую иные спешили назвать безумием, так как она высказывалась со всей разящей прямотой.

Закончив свою речь, Иешуа вернулся в дом, где, очевидно, собирался в уединении оплакивать Иоанана. Толпа начала постепенно расходиться. Небольшая группа сторонников Иешуа, в том числе двенадцать избранных, задержалась у ворот дома Шимона. Я с удивлением заметила среди оставшихся и недавно замеченного мною незнакомца: он тоже стоял вместе с нами, а не ушел как остальные. Незнакомец попросил Иоанана представить его. Он назвался Иудой Кирьянином из Негев, той, что в Иудее. Непонятно было, почему на простой вопрос Филиппа, далеко ли его родной город находится от Капер Наума, Иуда ничего не смог ответить.

Немного погодя Шимон пригласил нас присоединиться к трапезе Иешуа на берегу озера. Незнакомец также отправился с нами, тут только я поняла, что он и не собирался уходить. Тем не менее, я думаю, он догадывался, что был замечен возвращающимся со стороны римского гарнизона. Однако, не проявив ни капли смущения, он уверенно занял место среди наших. Манера, с которой он держал себя, показалась мне несколько нагловатой. Я заметила, что он не молился вместе со всеми, хотя изо всех сил старался показать, что он белая кость. Разговор, конечно, зашел об Иоанане, но многих стесняло присутствие чужака, и они не решались высказаться свободно.

Яков осторожно спросил, не стоит ли нам обратиться в Рим с жалобой на Ирода.

— Разве вы еще не поняли, что именно Рим виноват в гибели Иоанана? — воскликнул Иуда.

Тут все на миг почувствовали себя обвиненными в государственной измене.

Никто ничего не сказал в ответ, и Иуда стал дальше провоцировать нас, называя пособниками Рима. На что Тадейос возразил:

— Не в наших правилах ссориться с кем-либо, это не наш путь.

К нашему удивлению, Иешуа стал на сторону Иуды:

— Ни с кем не ссориться — не значит ли это никого не защищать? Разве Иоанан ни с кем не ссорился? Он и погиб из-за этого. Значит, у нас с Иоананом тоже разные пути?

Мы не знали, что на это ответить. Потом Иешуа попросил оставить его, и только Шимону и Иуде разрешено было остаться с ним. Мы несколько растерялись, и тут же вся наша компания оказалась в доме Якоба и Иоанана.

— Скорее всего он шпион, — сказала я.

Но, похоже, мне не поверили.

— Учитель позвал его так же, как и всех нас. Не наше дело спрашивать почему, — сказал Якоб.

— Но учитель как раз-таки просит нас спрашивать его.

— Только не об этом, а о его проповедях. И только для того, чтобы мы поняли наши ошибки.

На следующий день стало известно, что Иешуа предложил Иуде стать одним из двенадцати. Не знаю, что больше поразило меня: решение ли Иешуа, или то, что никто ни слова не сказал против Иуды. И это тогда, когда мы едва только пережили смерть Иоанана. Почему все готовы принять Иуду? Почему все так слепы? Уж не в колдовстве ли тут дело? Казалось, что всех вдруг кто-то взял и подменил, настолько странно мы вели себя. Мужчины теперь обращались к Иешуа, называя его исключительно «учитель», в чем, в общем-то, не было ничего странного или предосудительного. Странно было то, что они это делали напоказ, перед Иудой. Как будто бы их очень заботило то впечатление, которое они произведут. Я пыталась поговорить обо всем, что с нами происходит, с остальными, делясь своими опасениями в отношении Иуды, но от меня все только отмахивались.