Небеса любви - Кэтрин Кингсли Страница 38

А утром муж пригласил ее занять место рядом с ним на козлах, хотя прежде никогда подобного не предлагал. В первый момент Лили растерялась, но после непродолжительных колебаний быстро забралась на сиденье. Место кучера имело ряд преимуществ по сравнению с пассажирским – здесь и обзор получше, и свежий воздух. Кроме того… Лили скорее проглотила бы язык, чем в этом призналась, – но она была рада обществу мужа. И она никогда еще не сидела рядом с кучером, а новые впечатления – это всегда интересно.

Обсаженная с обеих сторон серебристыми тополями, дорога петляла среди живописных зеленых холмов и плодородных долин. И повсюду были разбросаны небольшие деревеньки; некоторые из них взбирались на вершины холмов, другие же, напротив, затаились в ложбинах между холмами. Но все они так естественно вписывались в ландшафт, что казались творением природы, а не делом рук человеческих.

Какое-то время они ехали через лес с густыми дубовыми и каштановыми зарослями, и Лили с наслаждением вдыхала терпкий запах влажной земли и молодой листвы. А потом, когда лес остался позади и повозка покатила мимо обширных полей со всевозможными злаками, Лили заметила, что весенние ароматы уступили место летним. Солнце припекало все сильнее, но Лили это нравилось. Нравился ей и теплый ветерок, ерошивший волосы. Фасолинка же то и дело прижималась к ней, и это тоже было приятно. Лили знала, что грешно получать удовольствие от чувственных ощущений, но ей было все равно.

Паскаль говорил мало, и взгляд его был устремлен на дорогу, но Лили это вполне устраивало. Она все еще чувствовала себя не вполне уверенно после того странного приступа, что случился с ней вчерашним вечером. Но что же именно с ней случилось? Наверное, ее состояние можно было описать двумя словами: смятение чувств. Лили долго и упорно убеждала себя в том, что ее муж – редкостный негодяй и ничтожество. И ведь этот человек мог, оказывается, улыбаться, смеяться и даже шутить! Более того, он испытывал душевную боль…

Лили украдкой взглянула на мужа. Ветер слегка шевелил его шелковистые волосы. С темными волосами, карими глазами и бронзовым загаром он вполне мог бы сойти за цыгана. И разве цыгане живут не так, как сейчас живет она, Лили? Живет, не связывая себя никакими условностями, и колесит по бесконечным дорогам со своим верным псом. Как замечательно, когда между тобой и солнцем нет ничего, кроме неба! Впереди же у тебя ничего, кроме дороги, и позади тебя ничего, кроме последней стоянки…

Паскаль перед отъездом из гостиницы купил хлеба, сыра и бутылку вина, и Лили предстояло порезать хлеб и сыр. Она взялась за дело – и цыганская жизнь потеряла свою привлекательность. Лили кое-как смогла порезать хлеб, но ломти получились еще более уродливые, чем за завтраком с Чарли. А что касается сыра, то мышь справилась бы с этой задачей лучше нее – всякий раз, как Лили пыталась отрезать кусочек, сыр крошился под ножом, и в конце концов вместо целого куска остались лишь крошки.

Лили снова взглянула на мужа, проверяя, заметил ли он ее огрехи. Но он смотрел только вперед, на дорогу. Тогда она попыталась быстренько вдавить крошки сыра в хлеб, затем протянула ломоть Паскалю. Тот взял свою порцию и на всякий случай переложил хлеб на другую сторону сиденья, подальше от Фасолинки. Собачка очень внимательно следила за процессом сервировки, а потом, при раздаче еды, приняла стойку.

– Спасибо, – сказал Паскаль, не глядя на жену.

Лили пристально на него посмотрела. Ей показалось или она действительно заметила смешливые искорки у него в глазах?

– Открыть вино? – спросил он.

Лили медлила с ответом. Наконец решительно заявила:

– Я сама это сделаю. У меня тут где-то штопор есть. – И она принялась за дело.

Через несколько минут, когда стало ясно, что она вогнала пробку внутрь, на середину горлышка, Паскаль потянулся за бутылкой и вручил ей поводья – еще одно испытание! Лили запаниковала – даже забыла обидеться.

– Просто держите их свободно, – сказал Паскаль. – Нет, не натягивайте. Держите свободно. Вы же не хотите поранить рот бедному животному. Да, вот так. Правильно, Элизабет. – Он ободрил ее улыбкой. – Лошадь сама прекрасно знает свое дело. Так, дайте мне штопор, а не то мы умрем от жажды. Нет, не смотрите на меня, смотрите на дорогу. Вот так, хорошо.

Через минуту-другую этот негодяй умудрился-таки вытащить пробку. Затем налил вино в кружки, которые вытащил из заплечного мешка, лежавшего рядом с ним на сиденье, и протянул одну из кружек жене, после чего забрал у нее поводья.

– Вы никогда прежде не управляли лошадьми? – спросил он словно невзначай.

– Нет, мне никогда не представлялась возможность, – ответила Лили, вонзая зубы в хлеб с сыром.

Тут Паскаль вдруг проникся интересом к пастбищу, находившемуся слева от дороги.

– Полагаю, ваш отец считал, что управлять экипажем – занятие не для леди, – сказал он спустя минуту или две.

– Причина не в этом, – ответила Лили, глотнув вина, чтобы запить суховатый хлеб. – Он считал занятия такого рода баловством и пустой тратой времени. Мол, есть дела поважнее…

– И что же это за дела? – Паскаль скормил кусок хлеба с сыром Фасолинке, после чего с любопытством взглянул на жену.

– Учеба, чтение, молитвы…

– А вышивание?

– Да, и еще вышивание. Но читать – только отрывки из Библии. Мне понадобилось четыре года, чтобы закончить «Первое послание коринфянам». – Сказав это, Лили невольно вздрогнула.

Паскаль уставился на нее во все глаза.

– Вы серьезно?…

– Да, конечно. Вам, должно быть, такие занятия очень нравятся, раз вы жили в монастыре.

– Что, вышивание? – усмехнулся Паскаль. – Вообще-то нет, не нравится. Я предпочитаю садоводство.

– Но вы же поняли, что я имела в виду, – в раздражении проговорила Лили. – Я говорила о молитвах… и прочем в этом роде. Я понимаю, что вы там просто работали. Но разве вы не должны были ходить в церковь по пятнадцать раз в день?

Паскаль тихо рассмеялся.

– Ну, не пятнадцать. Но верно, мне это нравилось.

– Нравилось?! – изумилась Лили. – Такое не может нравиться! Не может и не должно!

– Не должно нравиться? Тогда для чего же молиться, если вы не получаете от этого удовольствия?