У любви нет голоса, или Охота на Лизу - Татьяна Корсакова Страница 38

Сначала Макс хотел войти без стука – дать, так сказать, понять, кто в хате хозяин, – но, вспомнив прошлую ночь, передумал, постучался.

«Войдите» ему, естественно, никто не сказал, но дверь почти тотчас распахнулась. Лизавета смотрела на него настороженно и, кажется, с надеждой. Макс невольно снова почувствовал себя феодалом, самодуром, до смерти запугавшим прислугу.

– Будешь носить куртку? – Он сразу перешел к делу.

Лизавета кивнула, улыбнулась смущенно и радостно. Он тоже помимо воли улыбнулся, спросил:

– Спина болит?

Она сложила вместе большой и указательный пальцы – болит, но чуть-чуть.

– Тогда это тебе, – Макс переступил порог, положил тюбик с мазью на краешек рабочего стола.

Это было неожиданно приятно: видеть, как Лизавета радуется такой мелочи, как мазь от ушибов. Он так расчувствовался, что чуть было не предложил свою помощь по нанесению мази. В конце концов, это же поясница, труднодоступная область, самой Лизавете будет неудобно. Да и что тут такого? Обычное человеческое участие. Он же ее уже купал, и вообще…

Выражение ее крапчато-каштановых глаз вдруг изменилось, сделалось настороженным. Макс поймал себя на том, что мечтательно улыбается, усилием воли взял себя в руки, сказал строго:

– Ну, ты тут сама, а я пошел. Спокойной ночи, Лизавета.

Ему показалось или она на самом деле облегченно вздохнула? Нет, скорее показалась. Девушки, которых Макс Легостаев оставляет без своего общества, должны вздыхать исключительно огорченно…

Про тапки «с глазами» Макс вспомнил только в первом часу ночи. Лиза, наверное, уже давно спит. Ну и пусть спит, а он тихонечко, на цыпочках…

Она не проснулась: лежала себе, свернувшись калачиком на неудобном кресле-кровати, чуть слышно посапывала. Макс едва удержался от желания поправить сползшее на пол одеяло, отдернул руку в самый последний момент. Она же прислуга, а он – феодал и самодур. И вообще, не царское это дело, ухаживать за собственными домработницами. Он поставил тапки на коврике у кровати, тихо вышел.

…Макс проснулся от крика, ничего не соображая спросонья, скатился с кровати, больно ударился коленом о дверной косяк, тихо матерясь, помчался по темному коридору к кабинету.

Лизавета встретила его появление с необычным энтузиазмом: повисла у него на шее, прижалась горячим девичьим телом, замахала рукой куда-то в темноту.

– Ну, мне, конечно, приятно твое внимание, – начал Макс и осекся – из-под кровати на него смотрели две пары фосфоресцирующих глаз. – Что за черт?!

Лизавета нервно пританцовывала рядом, хваталась за него влажными от страха ладошками.

– Спокойствие, только спокойствие, – пробормотал Макс, пятясь к выключателю.

Яркий электрический свет ударил по глазам, он зажмурился, а когда обрел наконец способность видеть, разразился гомерическим хохотом, в котором – что уж там – проскальзывали и истерические нотки. Зеленоглазыми чудищами оказались тапки, те самые, которые он собственноручно поставил на коврик у Лизаветиной кровати. Хотел, понимаешь ли, сделать сюрприз.

Сюрприз удался! Вон как Лизавета впечатлилась. Совсем на радостях забыла о приличии. И что она только себе думает? Жмется к нему внаглую, бередит душу, и не только… А он мужик… А на ней опять по минимуму одежды…

– Спокойствие, только спокойствие, – он не знал, кого успокаивает: себя или Лизавету. Главное – дотащить ее до своей спальни, а там он все объяснит…

– Это тапки, – шепотом сказал Макс, гладя лежащую рядом Лизавету по влажной спине. Она заворочалась, до подбородка натянула простыню, села – приготовилась к побегу… Макс усмехнулся: – Я купил тебе вчера в подарок тапки с глазами. Хотел сделать сюрприз. Кто ж знал, что они светятся в темноте?

Она чуть слышно фыркнула, кутаясь в простыню, сползла с кровати.

– Я, между прочим, тоже испугался. Не меньше твоего. Я, если хочешь знать, теперь боюсь спать один. Ты куда, Лизавета?

Она выскользнула из спальни, а он остался лежать, вслушиваясь в затихающее шлепанье босых ног. С одной стороны, хорошо, что она ушла к себе: субординация и все такое… А с другой – могла бы немножко полежать рядом, дождаться, пока он уснет. Уходить по-английски после такого тесного общения – это как-то невежливо. Макс тяжело вздохнул, перекатился со спины на живот, поворочался немного, устраиваясь поудобнее, и не заметил, как уснул.

Тапки «с глазами» были очень смешными и очень удобными. Лиза сунула в них босые ноги, притопнула от избытка чувств. Не оттого, что они такие милые и удобные, а оттого, что их подарил Макс.

Что-то с ней происходит в этой Москве. Как сказала бы любимая тетушка, она теряет ориентиры. Да что там теряет! Она их уже потеряла. Спит с малознакомым мужчиной, по всей вероятности, законченным плейбоем, принимает от него подарки и, что самое ужасное, получает от всего этого безобразия удовольствие.

Стоп, стоп, стоп! Нельзя предаваться иллюзиям, это не роман, это маленькая, ни к чему не обязывающая интрижка. Наверняка секс с ней стоит в списке легостаевских побед не под первым и даже не под сто первым номером. Она – аутсайдер, сирота с Белорусского вокзала.

А ведь есть еще Лора. Вот кто уж точно идет под номером первым! Она красивая, стильная, знаменитая. Она особенная, настолько особенная, что кому-то понадобилось устраивать на нее покушение. Именно такая женщина нужна Максу Легостаеву, а не какая-то провинциальная мышь с афазией и большим багажом неприятностей. Она всего лишь маленькая и забавная нелепица в его сияющей, стильной жизни. Она срочно должна взять себя в руки, пока не случилось ничего непоправимого.

Лиза подошла к стеллажу с хрустальными фигурками, ногтем постучала по стеклу, привлекая внимание Дракона. Раньше, еще до запрета, она любила брать Дракона в руки, ей нравилось сажать его к себе на ладонь и разглядывать. Дракону тоже нравилось – Лиза это чувствовала. Но теперь он сидит в своей стеклянной темнице, а она ничем не может ему помочь. А может, ну их к черту, эти запреты?

– Лизавета, даже не думай, – послышалось за ее спиной. Легостаев смотрел на нее не то чтобы сердито, но неодобрительно.

Лиза попятилась прочь от стеллажа, спрятала руки за спину.

– Это последнее предупреждение, – сказал он неожиданно серьезным тоном. – Мне не хочется казаться деспотом, но эта коллекция мне очень дорога. Гораздо дороже, чем некоторые люди. Я тебя выставлю за дверь, если еще хоть раз увижу у стеллажа. Ты поняла меня, Лизавета?

Она поняла. Легостаев только что очень точно расставил акценты. Главное – правильно расставить акценты, чтобы все сразу стало ясно и понятно, чтобы не осталось никаких недомолвок. Он – хозяин, она – прислуга. У хозяина есть любимое хобби, которое значит для него намного больше, чем вся прислуга мира, вместе взятая. Она все поняла. Может, у нее и афазия, но она не дурочка.

Лиза кивнула – тоже очень серьезно, без тени улыбки. Улыбки не нужны, когда акценты расставлены правильно.