Хранитель секретов Борджиа - Хорхе Молист Страница 38

– Хорошо, Жоан. Мне понадобится пара дней, чтобы служанки помогли мне подготовить все для поездки, и я выеду в Неаполь с первой же надежной оказией.

– Берите с собой только самое необходимое, Анна, – ответил он. Его голос звучал взволнованно. – Я поеду вместе с вами и, когда удостоверюсь, что вы вне опасности, вернусь в Рим, чтобы продать лавку и побыстрее воссоединиться с вами.

Рамону уже исполнилось четырнадцать месяцев, и он передвигался самостоятельно, иногда неуверенно, а иногда очень быстро, особенно когда что-то привлекало его внимание и он решал немедленно исследовать это явление. Ему совершенно не нравились перегородки, которые ставили на лестницах и в дверях кухни, урезавшие пространство для его пробежек по залу и комнатам верхнего этажа. Жоан смотрел на него с каким-то подспудным чувством зависти, наблюдая, как Анна высоко поднимала малыша и со счастливой улыбкой корчила ему рожицы, а он смеялся, потешно двигая ручками и ножками в воздухе. Он был очень смешным: его неуверенные шажки и бормотание неизменно вызывали смех как на верхнем этаже у служанок и членов семьи, так и внизу, в лавке и в мастерских, когда Жоан брал его за ручку и вел открывать новые миры и здороваться с работниками. Он уже кое-что лопотал и произносил несколько слов, и у Жоана каждый раз сжималось сердце, когда он называл его папой. Как же он был бы счастлив, будь этот ребенок и в самом деле его сыном! Однако время от времени малыш бросал на него такие взгляды, которые не имели ничего общего с детскими, и тогда Жоан непроизвольно вздрагивал. Это был обвиняющий взгляд Рикардо Лукки, бывшего супруга Анны, которого Жоан отправил к праотцам. Все это произошло в результате военных действий, когда галера, на которой был заточен Жоан, взяла на абордаж каравеллу, на которой путешествовали Анна и Рикардо; это был бой не на жизнь, а на смерть, и все единогласно признали Жоана невиновным в том, что произошло. Все, кроме него самого, ибо время от времени он думал, что, вероятно, смог бы избежать столкновения со своим соперником, если бы захотел. И тогда книжник понимал, что украл у неаполитанца супругу, сына и жизнь.

Жоан опасался еще одного нападения на лавку и знал, что это может произойти в любой момент. Поэтому, когда Никколо сообщил ему, что через несколько дней Хуан Борджиа отбывает в Неаполь, чтобы быть представителем Папы на коронации нового монарха, Жоан облегченно вздохнул. И одновременно подумал, что, возможно, следует немного отложить поездку Анны – до возвращения герцога Гандийского. Жоан не хотел находиться одновременно с ним в Неаполе, там это было так же опасно, если не больше. Жоан предпринял все возможные предосторожности в Риме, прекрасно осознавая, что власть его соперника была несоизмеримо выше, и был готов к тому, чтобы воспрепятствовать папскому сыну в достижении его цели, даже ценой собственной жизни. Его супруга была в относительной безопасности, находясь в лавке, и Жоан думал, что вряд ли папский сын осмелится на новую атаку в ближайшем будущем. Если кто-то из его людей погибнет при попытке нападения на лавку, маски в этом случае окажутся бесполезными и скандал достигнет таких размеров, что даже он окажется не в состоянии позволить себе подобное.

Однако удар был нанесен раньше, причем с той стороны, с которой Жоан ожидал его меньше всего.

Анна не покидала дом из боязни нарваться на неприятности, поэтому одна из служанок каждый день выходила с Рамоном на прогулку. И утренняя прогулка в тот день обернулась драматическими последствиями, когда люди в масках попросту выкрали ребенка, не обращая внимания на десятки свидетелей, присутствовавших при похищении. Несмотря на крики служанки, никто из большого количества людей, находившихся на улице в тот момент, не сделал ничего, чтобы воспрепятствовать происходящему. И одетые в черное наемные убийцы смогли ускользнуть верхом на лошадях. Обыватели, разумеется, догадывались, кем были эти люди, и боялись их.

Когда служанка вбежала в лавку с криками и плачем, сообщив, что у нее украли ребенка, Анна так побледнела, что Жоан был вынужден поддержать ее, чтобы она не упала на пол без сознания. В этот момент он понял, что Хуан Борджиа выиграл, и выругал себя за то, что не смог предвидеть происшедшее.

– Я не имею к этому никакого отношения, – сказал Микель Корелья Жоану. – Я всячески стараюсь избежать какой-либо связи с личными делами этого мальчишки. Я ведаю исключительно военными вопросами или теми, которые имеют непосредственное отношение к Папе или его семейным делам в целом.

Жоан пришел к своему другу с целью получить хоть какую-то информацию относительно местонахождения Рамона. Он приехал верхом, пуская коня рысцой, когда запруженные улицы это позволяли, и нашел Микеля в казармах ватиканской гвардии.

– Это похищение, без сомнений, является делом приспешников Хуана Борджиа, – продолжал валенсиец. – Мне очень жаль, но у вас нет другого выхода, кроме как подчиниться его капризам, если вы хотите получить ребенка назад. Я тебя предупреждал, Жоан. Вполне вероятно было ожидать чего-то подобного.

– Вы думаете, что они способны убить Рамона?

На какое-то мгновение тот факт, что ребенок – сын его соперника, постоянное напоминание о дуэли, в которой Жоан убил его отца, – может погибнуть, показался Жоану наименьшим из зол. Но он тут же отогнал эту мысль, с отвращением встряхнув головой. Ему было стыдно за себя самого, ведь он обещал Анне любить этого ребенка так, как если бы Рамон был его собственным сыном, и заботиться о нем. Это было епитимьей: любовь, благодаря которой ему прощался грех убийства Рикардо Лукки. И он выполнит это свое обещание, несмотря ни на что.

Тем не менее, когда Жоан представлял ту цену, которую они будут вынуждены заплатить за освобождение Рамона, ему становилось не по себе.

– Да. Он прикажет убить его, – ответил Микель.

– Что я могу сделать? – спросил Жоан с тоской.

– Ничего. Только подчиниться, – твердо произнес Микель. – Мы не знаем, где ребенок. Поэтому ты и твоя жена находитесь в его власти.

– А если я обвиню его перед лицом Папы?

– Удачная мысль! – воскликнул Микель, неохотно и злобно рассмеявшись. – Александр VI – человек по-своему прямой и ничего не знает ни об этом, ни о большей части бессовестных поступков своего сына. Что касается Хуана, то он не видит даже того, что происходит у него под носом: чрезмерная отцовская любовь слепа. Папа никогда не поверит тебе.

Опершись локтями о стол, Жоан уронил лицо на руки. Дон Микелетто одним глотком допил свое вино и сказал ему:

– Мне очень жаль. Приходи ко мне, когда все это закончится.

В тот же вечер оруженосец Хуана Борджиа пришел в лавку и заявил, что хотел бы поговорить наедине с синьорой Анной.

– Только в моем присутствии, – сурово ответил Жоан, чеканя каждое слово.

Он не мог избежать мысли, что этот тип, прикрывшись маской, участвовал в атаке на лавку и что он, без всякого сомнения, был одним из похитителей Рамона.

Оруженосец пожал плечами и подождал, пока все трое собрались в объятом тишиной малом зале, чтобы передать свое сообщение.