Рыжая девушка с кофейником - Анна Данилова Страница 38

– И на этом история закончилась? Больше ты не видел ее?

– Видел, – сказал после некоторых раздумий Фролов, – только не ее, а некого Гурова, ее жениха… Я уж не знаю, как он вычислил меня, но пришел с очень странной просьбой… Вы же одноклассник, говорит, так поговорите с Полиной, у нее будет ребенок, а шов-то у нее воспален… Может, вскрыть его? И тогда я понял, что она ничего ему не сказала про мою операцию и про капсулу… Не знаю, наплел ли он мне про ее беременность…

– .. не наплел…

– … в любом случае, я понял: ему нужна эта капсула. А потом мы в пивбаре встретились с Романовым, и он рассказал мне о трупах женщин, которые нашли в старом доме на Мичуринской… КОгда он сказал о том, каким образом они были убиты, у меня волосы на голове встали дыбом… И я тогда понял, чьих это рук дело…

– Фролов, тебя убить мало, ты хоть понимаешь это?

– Понимаю. Я и так по ночам не сплю, мне все кажется, что сейчас откроется дверь и войдет Полина… Влип я, короче, по самые уши… Ведь это ОН, Гуров ее столкнул с крыши…

– А мне кажется, что нет… Понимаешь, все было хорошо, пока, наверно, Гуров не стал уговаривать ее сделать повторную операцию… И тогда она все поняла. Она его просто вычислила… Или же вычислила раньше и устроила эту пирушку на крыше только лишь затем, чтобы его самого сбросить с крыши, тем самым избавиться от него, но только чтобы его смерть выглядела, как несчастный случай… Возможно, она специально напоила его, чтобы его падение с крыши выглядело более менее оправданно… Она же никогда не была глупой… Кроме того, она наверняка знала, что Гуров – не простая пешка, что он не последний человек в президентской команде, а потому может многое… Но быть женой убийцы ни в чем неповинных женщин тоже не могла… Он стал ей противен и скорее всего она высказала ему это в лицо… Прямо там, на крыше… Достала пистолет и нацелилась в него… А он, не поверив, что она выстрелит в него, двинулся прямо на нее… Она стала отступать и выстрелила, но выстрел совпал с тем моментом, когда она уже уперлась ногой в парапет… Ударная волна отбросила ее назад, она не удержала равновесие и упала… О, Господи, какая страшная смерть…

– Но как она могла догадаться, что это именно он убил этих женщин? Ведь их трупы нашли позже ее смерти…

– Возможно, что она оказалась свидетельницей того, как

Гуров перевозил тела в пустой дом или что-нибудь в этом духе… Она явно видела труп со вспоротым животом, иначе бы ничего и не было…

– Ну ладно, Фролов, спасибо тебе за звонок, но ты все равно сволочь… Извини, конечно… – она положила трубку.

Посмотрела в окно: уже светало. И вдруг она метнулась в прихожую, взяла связку ключей Полины и быстро спустилась на площадку между первым и вторым этажом, где располагались почтовые ящики, и открыла ЕЕ ящик. Оттуда посыпалось великое множество предвыборных листовок, приглашений на избирательный участок, на встречи с кандидатами в президенты, рекламные газеты и журналы и, наконец, из этой толщи бесполезной макулатуры выпало письмо… Оно было адресовано Лене, но почему-то лежало в Полинином почтовом ящике. Как же могло получиться, что Лена ни разу не заглянула в ее ящик? Что, не было такой инструкции?

Она прочла письмо здесь же, в подъезде:

«Дорогая Лена, пишу тебе, потому что ты – единственно близкий мне человек. Не хочу обидеть Наташу, я ее очень люблю, но у нее есть Логинов и она не так одинока как ты. У меня нехорошие предчувствия… Пишу письмо ночью, потому что днем не могу это делать: у меня такое чувство, будто за мной следят, за каждым моим шагом… Человек, которого я еще вчера так любила, оказался убийцей. Я сама видела, как Гуров переносил тело женщины, завернутое в белую простыню, на второй этаж одного старого дома… Лучше бы я было в это самое время дома… И черт меня дернул проследить за ним… Понимаешь, я знала, что у него нет машины, поэтому страшно удивилась, когда увидела его в белых жигулях… Он проехал мимо меня – я вышла из дома за хлебом – и я узнала его. Остановила такси и поехала следом. Он долго не выходил из машины, ждал, наверно, как стемнеет… А я, отпустив такси, стояла за углом дома и следила за ним… Я думала, что у него свидание с женщиной… И вдруг, представь, он открывает багажник и, постоянно оглядываясь, достает оттуда нечто белое и длинное, похожее на безжизненное человеческое тело… И скрывается с ним в доме. Я тоже зашла следом и спряталась за входной дверью… Я слышала, как он поднялся на второй этаж… Леночка, дорогая, может, я делаю глупость, что посвящаю тебя в это, но мне страшно… Завтра утром я буду себя ругать за то, что написала тебе все это, но сейчас я просто умираю от страха… Понимаешь, он вышел из дома и на этих же белых жигулях уехал, а я поднялась на второй этаж и нашла в одной из дальних комнат труп женщины… Ты знаешь, я не из пугливых, не из тех, кто падает в обморок при виде мертвеца. Я видела своих подруг, которых насиловали до смерти, которых мучили и издевались… Я и обмывала их, и хоронила и даже один раз присутствовала при бальзамировании… Но такого, что я увидела там, в этом старом доме, мне не приходилось еще видеть… И тогда я все поняла. Поняла, ЗАЧЕМ Я БЫЛА ЕМУ НУЖНА… Потому что не я ему была нужна, а то, что во мне и то, чего уже давно нет… Понимаешь, Леночка, за все в жизни приходится платить… И я заплачу. Но сначала заплатит он. Поэтому я и пишу тебе… Запомни, что бы со мной ни случилось, все, что у меня есть, будет принадлежать тебе… Я высылаю тебе вместе с письмом копию своего завещания. (Будет лучше, если ты по этому вопросу обратишься в Москве к адвокату Кирсанову Льву Яковлевичу.) Я знаю, что ты завидовала мне, моему образу жизни… Я не хотела бы, чтобы ты стала такой же как и я, чтобы прошла весь этот страшный путь… Пусть хотя бы у тебя все будет хорошо. Будь счастлива. Мне не звони, не приезжай… Если я сумею выкарабкаться, то вернусь сама. В крайнем случае обратись к Наташе Ореховой, она живет в С. вот ее телефон… Она свой человек и ей ты сможешь показать это письмо…

Ну все, у меня кончились сигареты… А ведь мне нельзя курить, это может отразиться на моем маленьком… Как жаль, что моя мама не увидит его… Целую, твоя Полина.

P.S. Поливай цветы и вытирай пыль, как я тебе говорила.

Будем надеяться только на хорошее.»

Наталия разрыдалась прямо на лестнице. Она сидела на ступеньках, закрыв ладонями лицо, и не в силах унять внутреннюю дрожь, полностью отдалась своему горю… Она вновь была слабой и беззащитной Наташей Ореховой, уязвимой и страшно закомплексованной, воспринимающей мир, как надвигающуюся на нее огромную темно-серую тучу, неотвратимую и холодную…

Успокоившись, она вернулась к Валентину, свернулась рядом с ним на постели, прижавшись к нему всем телом, обняла и вскоре уснула.

А проснулась от невероятного шума: кто-то нахально открывал замки, звенел ключами и громко разговаривал.

– Валентин, сюда кто-то рвется… мне страшно… – пыталсь она растормошить Валентина. – Ну же…

Он открыл глаза:

– Что случилось? – и, услышав шум в прихожей, хотел уже было встать, но не успел, шаги приближались. Наконец дверь спальни распахнулась, и Наталия к своему ужасу увидела серое лицо Логинова, и его самого, такого огромного и холодного как скала… За ним маячило удивленное и в тоже время любопытное лицо Арнольда Манджияна.