Пугалки для барышень. Не для хороших девочек - Даниэлла Вуд Страница 38

Тэмсин долго стояла перед портретом обнаженной женщины с грудью, похожей на две большие дыни. Художник изобразил ее у окна на фоне ультрамариновой синевы Сиднейского залива. В конце концов, она пришла к выводу, что у Фэй есть не только деньги, но и вкус. Тэмсин подумала, что работать здесь ей нравится. Как всегда, не известно, сколько это продлится, но оплата услуг была на этот раз выше, чем в большинстве предыдущих случаев. Если она станет регулярно откладывать часть заработка, в следующий раз ей будет легче протянуть без работы те несколько месяцев или недель, пока кто-то из ее очередных клиентов не начнет умирать по-настоящему, желательно в собственном роскошном доме.

Она не подала виду, что приятно поражена, когда племянник Фэй в ходе собеседования перед наймом на работу назвал ей свою цену. Впечатленный ее рекомендациями, он пригласил ее в эту комнату, чтобы познакомить с Фэй. И теперь ей припомнилось, как во время их разговора он ласково посматривал на завешенные картинами стены.

К вечеру Тэмсин предоставляет Фэй заботам ночной сиделки и едет домой на велосипеде. Есть короткая дорога, но она выбирает более длинную. Даже здесь, на дальнем конце выбранного ей кружного пути, она чувствует притяжение места, которое она всегда объезжает стороной. Оно превратилось в зияющую дыру на окраине города, водоворот оранжевых кирпичей, угрожающий засосать в себя сначала соседние здания, потом, по кругу, соседние кварталы, потом весь пригород, пока разрушение по спирали не дойдет до маленького деревянного домика, в котором Тэмсин живет с Майклом — уже не так счастливо, как раньше.

— У Кейт, — говорит Фэй, — волосы самого настоящего медного цвета. Честно говоря, от таких волос я и сама бы не отказалась.

Тэмсин представляет себе яркое лицо Кейт в обрамлении этих настоящих медных волос, длинных и слегка вьющихся. В ее воображении у Кейт квадратная, волевая нижняя челюсть оперной дивы с вечно вздернутым вверх подбородком. Для рекламных фотосессий она наверняка одевается в темно-зеленый бархат, и вырез платья на портрете привлекает внимание к полной, здоровой груди.

— Она чудесно пела Ценерентолу, когда была помоложе. Розина у нее тоже хорошо получается, но чем она прославилась, так это партией Орфея.

— Орфея?

— В опере «Орфей». Мужская роль. Эвридику поет сопрано.

— Конец трагический, я полагаю.

— Вообще-то Глюк ввел в действие бога любви Амура. Сжалившись над Орфеем, он в последнем акте воскрешает Эвридику.

— Как благородно с его стороны.

— Думаю, он считал, что по справедливости надо все закончить общим хором и несколькими обмороками, — говорит Фэй и вдруг заливается тихим смехом: — Хорошо сказано, надо бы запомнить.

Этот смех Тэмсин любит у Фэй больше всего. Казалось бы, такой веселый, девчоночий смех не может сочетаться с лицом старухи, но нет, он освещает каждую его морщинку. Когда Фэй хихикает, и Тэмсин не может удержаться от смеха. Она еще никогда не видела, чтобы человек приближался к смерти так бодро, как будто смерть — самое обычное дело, которое Фэй по привычке все время откладывает на потом.

В конце первой недели общения с Фэй Тэмсин, подсознательно увеличив радиус объезда, поехала домой по еще более длинному маршруту.

Новая дорога приводит ее в район на окраине города, где ей не доводилось бывать раньше, и она едет по короткой улице с кафе и магазинами, полными дорогих и не очень нужных вещей. Женщины, чем-то похожие на жен врачей, возвращаются в свои машины с большими букетами цветов.

Она с виноватым, робким видом останавливается перед витриной маленького магазинчика. Заглядывает внутрь и видит, как беременные женщины, гордо несущие свои расплывшиеся в талии тела, перебирают на прилавке крохотные костюмчики и распашонки. Тэмсин думает о детях у них в животе, похожих на стручки бобов, крепко сросшиеся со своим стеблем. «Интересно, — думает Тэмсин, — если эти женщины посмотрят на меня, они догадаются? Они поймут, в чем дело? Заметно ли снаружи, что на мне лежит эта ужасная печать?»

Тэмсин дожидается, пока магазин не опустеет, и входит внутрь. Она покупает шапочку самого маленького размера. Шапочка белая. У Тэмсин слишком мало информации, чтобы выбрать розовую или голубую.

Восстановив душевное равновесие, Тэмсин едет по забитым машинами улицам, дыша выхлопными газами. Она думает о доме: Майкл наверняка уже вернулся, его университетские учебники лежат на кухонном столе, а в кастрюле варится ужин.

Она делает крюк и дважды объезжает по кругу озеро, в гладкой поверхности которого отражается темнеющее небо.

— Кейт, — рассказывает Фэй, — вышла замуж очень удачно. Она послушалась моего совета. Я сказала ей, чтобы она искала не соперника, а каменную стену.

Тэмсин вдруг живо представила себе приезд Кейт. Когда она снова здесь появится, за ней на поводке будет послушно бежать ее муж с Гибралтара. «Надо будет не забыть посмотреть, — думает она, — сочетается ли его джемпер по цвету с чемоданами или костюмом жены…»

— А еще я сказала ей, что было бы неплохо, чтобы муж был немного глуховат. Тогда ему останется только восхищаться ею, да поводов для критики меньше будет.

Тэмсин не знает, почему Фэй дала дочери именно такой совет. Непонятно также, за кого она сама вышла в свое время сама: за соперника или за каменную стену, то бишь за мужа-критика или за глухаря? Ей было бы интересно это узнать, но задавать вопросы пациентам не в ее правилах. Дело в том, что ее задача как медсестры — облегчать страдания, а не бередить старые раны. Кроме того, расспросы напоминают неаккуратно проводимые земляные работы: она считает, что гораздо интереснее ждать и смотреть, какой фрагмент своей истории именно сейчас, в конце своей жизни, пациент сочтет достаточно важным, чтобы поделиться с ней.

К концу первого месяца Тэмсин узнала только, что муж Фэй был хирургом. Его звали Кит. Она пока не знает, насколько давно он умер и от чего. Но она считает, что роль жены доктора вполне подходит Фэй. Она хорошо сохранилась как женщина, заслуженно наделенная судьбой, и деньгами, и роскошью, и свободным временем. Тэмсин осмотрела висевшие в гардеробе Фэй миниатюрные, безупречно чистые костюмы и платья. Потом запустила руку в пластиковый пакет из химчистки, чтобы потрогать вечернюю накидку из красного бархата с капюшоном, в которой Фэй, очевидно, когда-то ходила в оперу. В ящичках внизу под одеждой она увидела много (хотя и не слишком много) пар туфель. Их подошвы были только чуть-чуть поцарапаны, а состояние шелка, атласа, кожи и замши верхней части указывало на очень аккуратную носку. То же самое можно было сказать и о собственной коже Фэй.

Привычки Фэй заставили Тэмсин слегка устыдиться своего отношения к себе. Фэй редко пьет что-либо, кроме воды с капелькой лимонного сока. Ест она тоже мало: небольшие порции салата из инжира и экзотических фруктов с капелькой меда и простым йогуртом, салаты из листьев рукколы, орехов пекан и груши, без заправки. Она как-то сказала Тэмсин, что никогда не готовит, а покупает только свежие продукты, которые красиво смотрятся на тарелке. Сказав это, она тут же с легкой усмешкой поправила себя, сказав, что было бы правильнее говорить здесь в прошедшем времени.