Пурпурные кружева - Линда Френсис Ли Страница 38

– Дженни? Вы дружили с девочкой?

В тоне девушки прозвучали такое непосредственное удивление и недоверие, что Морган улыбнулся. Он с иронией приподнял одну бровь и, скрестив руки на груди, спросил:

– Вы поражены?

Он ожидал, что Лили рассмеется или по крайней мере громко фыркнет и отпустит одну из своих колких шуточек. Однако вместо этого она стала очень серьезной, даже несколько отчужденной. В этой веселой, пронизанной золотыми солнечными лучами комнате, где все было полно воспоминаниями о чудесных днях детства, она вновь загрустила. Так всегда и бывает, напомнил себе Морган. Стоит ему подумать, что она поступит так или иначе, как эта женщина делает нечто совершенно противоположное. Работа давно научила его верить в невозможное и предсказывать непредсказуемое. Однако с Лили он неизменно совершал ошибки. И это было тем более загадочно, что он отчаянно стремился понять ее.

– Вас удивляет то, что я дружил с девочкой? – повторил он свой вопрос.

– Нет, пожалуй, нет. – Она отвернулась к окну. – Я ведь тоже дружила с Клодом. Честно говоря, я была его единственным настоящим другом. Мы проводили здесь дни напролет: смеялись, разговаривали, а иногда просто молча делали что-то, сидя рядом. Мы научились понимать друг друга без слов.

– Ваших родителей, должно быть, радовало то, что вы так хорошо ладили. Хотя сам я рос в одиночестве, но слышал, что братья и сестры не всегда находят общий язык.

– Радовало? – Казалось, Лили была озадачена. Словно подобное определение никогда не приходило ей в голову. – Не знаю. Мне кажется, наши родители даже не замечали этого. Они вообще редко бывали дома – любили путешествовать. По Африке, по Индии. А когда приезжали в Нью-Йорк, то обычно пропадали на балах и приемах у друзей или устраивали их здесь. Наши мать и отец всегда были слишком поглощены друг другом. Должно быть, Клод проводил со мной так много времени потому, что мое появление на свет положило конец его одиночеству. У матери был отец, у отца – мать, а у Клода – я.

– Наверное, он очень вас любил?

Сердце у Лили забилось с неожиданной силой.

– Вы так думаете? – спросила девушка задумчиво. Удивленный взгляд Моргана заставил ее добавить: – Я не уверена теперь, что знаю, что такое любовь. Возможно, это всего лишь иллюзия.

– Не сомневаюсь, вам известно, что это такое. – В его тоне прозвучало осуждение.

– Нет. Но я думаю, что это знаете вы. Вы же полагаете, что разбираетесь во всем на свете. – Она мягко улыбнулась, словно желая сделать менее резким свое замечание. – У вас есть ответы на все вопросы, не так ли, мистер Элиот? Вы всегда знаете, что хорошо, а что плохо. Поверхностный наблюдатель мог бы даже посчитать, что вы вполне счастливы и довольны собой, настолько убежденно вы стремитесь навязывать свою точку зрения окружающим. Однако, несмотря на то что вы постоянно меня раздражаете, я всё же считаю, что это не так или не совсем так. Ваш мир окрашен только в черный и белый цвета. А ведь большинство людей способно наслаждаться миллиардами оттенков даже скучнейшего серого. И я не могу сказать, кому повезло больше и кому легче жить, – вам или им.

Морган не нашелся, что ответить. Долгие годы вся его жизнь была посвящена единственной четкой цели. Он шел по строго определенному пути, и ему действительно не приходило в голову обращать внимание на то, есть ли оттенки у серого цвета.

Лили внезапно рассмеялась:

– Какую глупость я сказала! Жить трудно всем независимо от того, во что веришь.

Она повернулась к шкафу и быстро присела. Ее длинная юбка при этом взвилась волной. Изящными руками девушка стала собирать рассыпанные кисти.

Морган несколькими широкими шагами пересек комнату и опустился рядом с ней на колени, желая помочь. Их пальцы неожиданно соприкоснулись.

Словно электрический ток пронзил обоих. Близость Моргана взволновала девушку. Ее рука моментально отдернулась, взметнувшись кверху. Движение было настолько резким, что Лили покачнулась, едва не потеряв равновесие. Морган удержал ее.

– Позвольте мне помочь вам, – сказал он. Боль и печаль омрачили фарфоровое личико Лили. Но уже через несколько мгновений девушка овладела собой:

– Помочь мне, мистер Элиот? Ни вы и ни кто другой не сможет мне помочь.

– Лили, я просто хотел…

– Нет, пожалуйста, не продолжайте. Уходите! Я хочу побыть одна.

– Лили!..

– Нет, Морган!

Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, словно вели молчаливый поединок.

– Пожалуйста, мистер Элиот, оставьте меня.

Она права, наконец признал Морган. Ему следует немедленно уйти. Ему нечего здесь делать. И хотя предложение о помощи касалось только рассыпавшихся кистей, где-то в самой глубине души он чувствовал, что готов помочь ей сделать нечто куда более важное, чем наведение порядка в этой заброшенной студии. Почему? Вновь и вновь он задавал себе этот вопрос. Почему он так хочет помочь этой женщине? Может быть, из-за чувства вины – оттого, что обманывает ее доверие? Возможно, и так. Но это была лишь часть правды, и Морган не мог не отдавать себе в этом отчета.

То, что происходило с ним, не вполне поддавалось пониманию. Казалось бы, его отношение к ней не должно было измениться. Лили Блэкмор – женщина безнравственная, ей безразлично, хорошо или плохо она поступает. Он же, напротив, всю жизнь занимался тем, что призывал людей, подобных ей, к ответу перед законом.

Лицо Дженни вновь возникло перед ним.

Да, пожалуй, именно в тот день, когда Дженни упала, так же неожиданно, как кисти Лили, он и вступил на этот путь – путь возмездия. Его горло сдавило. От боли, от чувства тяжелейшей вины. И от гнева.

О, Дженни! Почему?