1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева Страница 38

— Мне очень жаль, — мягко сказала она.

— Мне тоже, — Швайген хотел что-то добавить, но его перебили.

— Полковник, чем разводить амуры с дамами, не лучше ли заняться своими служебными обязанностями? — послышался резкий начальственный оклик.

Докки и барон, застигнутые врасплох, разом обернулись. Перед ними на дороге стояла группа верховых офицеров, среди которых находился генерал Палевский собственной персоной, чей возглас прервал столь деликатный разговор. Непринужденно развалившись в седле, он легко удерживал на месте своего нервно перебирающего ногами коня и смотрел искрящимися льдом глазами на смущенную от неожиданности парочку.

Швайген отпустил руку Докки, выпрямился и отдал честь Палевскому.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — сухо сказал он, бросил сумрачный взгляд на Докки, поклонился ей и поскакал по дороге, догоняя обоз.

Докки, возмущенная вмешательством Палевского, вспыхнула, бросила гневный взгляд на генерала и толкнула Дольку, направляя ее на еле различимую тропинку, ведущую через луг к рощице. Через несколько шагов она подняла кобылу в галоп и помчалась вперед, слыша сзади топот ног лошади Афанасьича, который ехал следом.

Щеки ее горели не столько от быстрой езды, сколько от злости на Палевского, который нарочно унизил Швайгена в ее присутствии, смутил ее саму и вообще вел себя крайне бесцеремонно.

Вдруг под копытами несущейся во весь опор лошади захлюпала вода. Обманчивая яркая зелень луга, как и предполагал Афанасьич, оказалась болотом. Докки растерянно посмотрела по сторонам и придержала послушную Дольку, которая тут же перешла на мелкую рысь.

— Не останавливайтесь! — скомандовал рядом до боли знакомый низкий голос.

Пока Докки оглядывалась на него, Палевский подхлестнул ее кобылу. Долька рванула во всю прыть и за несколько минут примчала свою всадницу в рощу. За ними под деревья въехал генерал и, перехватив кобылу за повод, остановил ее.

— Что вы себе позволяете?! — вспылила вконец разъяренная Докки.

Она поискала глазами Афанасьича, которого почему-то не было поблизости, и увидела его на дороге в обществе свиты Палевского.

— Я сам поехал за вами, — сказал генерал, перехватив ее недоуменный взгляд, брошенный на слугу. — Удирая от меня, вы въехали в болото.

— Я не удирала от вас! — процедила Докки. — Вы слишком много о себе возомнили!

— Еще как удирали, — заявил он. — После того, как я застал вас флиртующей со Швайгеном…

— Я с ним не флиртовала! — возмутилась она. — Мы просто разговаривали, когда появились вы и самым отвратительным образом вмешались в нашу беседу.

— Вы держались с ним за руки и улыбались ему так нежно, что, право…

— Это мое дело! — огрызнулась Докки, про себя вынужденная признать, что со стороны ее приватный разговор с бароном действительно мог выглядеть как нежное свидание. Но никто, и в первую очередь Палевский, не имел права ее за это осуждать.

— Вас совершенно не касается, с кем и как я общаюсь, — раздосадованно продолжила она.

— Очень даже касается, если это один из моих офицеров, — ответил он. Холод из его глаз не исчезал. Чувствовалось, что он не на шутку разозлился; хотя выражение его лица и голос были очень спокойны, но от этого его слова звучали еще зловеще. — Я не могу позволить своим командирам вместо несения службы волочиться за дамами.

— Он не волочился, — обиделась Докки. — Он всего лишь поздоровался со мной, проезжая мимо. Или офицеры во время исполнения своих обязанностей не имеют права приветствовать знакомых?

— Держа за руку и склоняясь так близко к вам? И что же — он сделал вам предложение руки и сердца или всего лишь клялся в вечной любви? — с язвительной ухмылкой поинтересовался Палевский.

— Вам этого никогда не узнать!

— Отчего же? — его насмешливый тон выводил Докки из себя. — Ежели в ближайшее время от него не последует рапорт с прошением о женитьбе, то речь шла о любви, которую мой полковник обещал вам… Навсегда?.. Или до начала боевых действий?..

— Вы не смеете так говорить! Барон Швайген — благородный человек!

— А это скоро выяснится. Только учтите, — Палевский наклонился к ней так близко, что Докки — как вчера в саду — почувствовала на себе его дыхание, — Швайген должен получить мое разрешение на женитьбу, но перед этим я должен буду рассмотреть не только материальное обеспечение этого брака, но и его пристойность. Что означает проверку доброй нравственности и благовоспитанности предполагаемой жены.

Она задохнулась от гнева. Ее рука вскинулась, намереваясь влепить ему пощечину за оскорбление, но он успел перехватить ее запястье. Глаза его сверкнули в кружевной тени деревьев, когда он в то же мгновение привлек утратившую самообладание Докки к себе и прижался губами к ее губам.

Она не успела опомниться, как вдруг оказалась в его объятиях. Палевский так крепко сжал ее в своих руках, что она не могла шевельнуться. И хотя он с силой прижимал ее к себе, он не причинял ей боли, и его объятие нельзя было назвать грубым. Она было испугалась и растерялась, но он не дал ей возможности прийти в себя, неумолимо и настойчиво припав к ней губами, что Докки, в полном замешательстве и от его внезапного поступка, и от собственных ощущений, совершенно запуталась в захлестнувших ее чувствах. Только что испытываемое негодование переплелось с влечением, страх растворился в наслаждении, голова закружилась, тело ослабло в его руках, а губы дрогнули, пытаясь ответить на его поцелуй — пылкий, требовательный и упоительно сладостный.

Но это же ее и отрезвило и заставило резко отвернуть голову. Она уперлась руками в его грудь, желая оттолкнуть его и высвободиться из его объятий.

Он сразу отпустил ее. Чуть прищурившись, он молча наблюдал, как она, отведя свою лошадь на несколько шагов в сторону, стала поправлять шляпку, сбившуюся набок. Ее руки дрожали и с трудом справлялись с лентами.

«Уезжай, — мысленно попросила она его. — Уезжай, дай мне возможность побыть одной и успокоиться!»

Но он не двигался. Еще какое-то время он молчал, а потом сказал ровным голосом:

— Вот, значит, как…

И задумчиво добавил:

— Впрочем, я должен был догадаться.

Докки, которая никак не осмеливалась на него посмотреть — ей было стыдно и неловко, вспомнила, как он оскорбил ее перед этим злосчастным поцелуем, и вновь разозлилась. Она вскинула голову и наткнулась на его взгляд. Гнев и насмешка в его глазах растаяли вместе со льдом. Теперь они напоминали прозрачное озеро, мерцающее на глубине еле уловимыми бликами. Докки прерывисто вздохнула, чувствуя, как этот спокойный, проникновенный взор переворачивает ее душу.

— Ежели вы опять намекаете на мою безнравственность, то теперь, после того, как вы… — и запнулась, подбирая слово, — …вы схватили меня, можете со всем основанием объявить меня легкомысленной и падкой на мужчин.