Пятьдесят оттенков измены. Я - твой трофей - Эмма Ноэль Страница 38

— Людочка, поставь чайник! — кричала старая грымза. Иногда в ней просыпалась дворянка. И хотя уставшая после каторжной работы девушка почти не могла шевелиться, она все равно поднималась со своего скрипучего дивана, и выполняла каприз квартиросдателя. Тело болело не только от работы, но и от отдыха: в ее древней мебели торчали пружины и жили клопы, которые не давали ей скучать. Вот уже второй месяц Мила работала в ресторане посудомойщицей. Без документов ее никуда не брали или намекали, что по совместительству она будет обязана оказывать услуги интимного характера. Ее будни превратилась в конвейер дерьма, которое поступало в ее жизнь ежедневно в разных объемах. «Дерьмотерапия» была ее наказанием за то, что она причинила боль Алексу. Ежедневно перед сном Мила вспоминала их последние минуты в номере и его прощальный взгляд, переполненный горечью, обидой, болью.

Натянув серое драповое пальто, подаренное старухой, у которой Мила снимала комнату, она спешила на улицу, потому что за стенами ее убогого жилья ей думалось и размышлялось намного лучше. Она бродила в поисках светлой идеи, пыталась придумать способ развеять темные тучи, заслонившие блестящее солнце. Девушка мечтала, что ее мир снова обретет яркие оттенки и все наладится.

— Оно такое же пошло-замшелое как моя жизнь, — прокомментировала бабка, разглядывая Милу в мрачном наряде. — Низ рукава объела моль — избирательная тварь! Старую кроличью шапку не тронула, — видимо, она не вкусная, а вот мою жизнь жевала с удовольствием. Бледная стерва! — заорала неожиданно старуха в пустоту квартиры, обращаясь к моли, — надеюсь, мое пальто встало тебе поперек горла!

Мила регулярно сталкивалась с ней в коридоре и проводила в компании недовольной пожилой дамы около получаса, в ее обязанности входило выслушивать ее ежедневные жалобы на здоровье и жизнь.

— Людочка, а ты нашла паспорт-то?

— Нет, Софья Тимофеевна, не нашла, — печально произнесла Мила и, натянув старые ботинки, которые купила по дешевке на работе у одной из официанток, пулей выскочила на лестничную площадку. Дверь, как было положено, оставалась в доме открытой. «Вредная старуха ждет своего Раскольникова», — мысленно отшучивалась Мила. В первые дни она переживала, что двери квартиры не запираются, но затем смирилась с этим фактом. Воровать в ее комнате все равно было нечего, а ее жизнь не стоила и ломаного гроша. Однажды она не выдержала и спросила, почему нельзя запирать двери и одинокая бабка ответила:

— Я жду одного человека. Он ушел на войну и пропал без вести. Я не верю, что он мертв, и поэтому надеюсь, что он вернется. Если дверь будет закрыта, тогда он подумает, что я его не ждала и мне безразлично, придет он или нет, а потом, постояв несколько минут возле моей двери, он грустно заглянет в глазок и тихо прошепчет: «прощай» и уйдет навсегда! Это будет невыносимо! Мое сердце разобьется, потому что пока я его жду — я живу!

Этот странный бред потревожил сознание Милы. Впервые она видела подобную патологичную преданность человеку, который вряд ли войдет в эту никогда не закрывающуюся дверь.

Она вспомнила свою тезку в доме Алексея Алексеевича, которая поведала ей о безответной любви к хозяину и счастлива тем, что дышит с ним одним воздухом.

На углу ее окатила водой и грязью проезжающая машина. Мила заплакала от горечи и стояла долго в ожидании второй порции жижи, чтобы почувствовать самое дно своего существования. Теперь ее внешний вид соответствовал внутреннему состоянию. Несуразное грозовое облако отчаяния проплывало по улицам без цели и направления. Прохожие шарахались, видя одержимость и решительность вышагивающей женщины, облепленной грязью. В это мгновение Мила вдруг ощутила свободу и независимость от самой себя, она выпустила себя из башни, в которой долго время была узницей, завися от мнения других и являясь частью стада, представители которого могут в любой момент оказаться на скотобойне. Снова приступ тошноты, она уперлась рукой о стену, и ее скудный обед облагородил облезлый угол дома.

— Вам плохо? — формально поинтересовалась прохожая, лицо которой не выражало никакой заботы.

Мила медленно перевела взгляд с трещины на стене на ее щекастое лицо, оно напомнило злопамятного повара в логове Медведя и вызвало неприятные эмоции, которые лишь усугубили ее состояние:

— Пошла вон!

Тетка что-то прокудахтала и, переваливаясь с одной ноги на другую, как неваляшка, поволокла свои сумки с запасами еды восвояси. Мила уставилась на ее телеса, затянутые в пальто бледно-зеленого цвета, женщина слегка ссутулилась и опустила низко голову, видимо ее обидела грубость Милы. Девушке, принявшей душ из грязи и напоминающей бомжиху, было наплевать на то, что чувствуют другие. Новый приступ тошноты заставил ее скукожиться, когда она распрямилась, то ощутила пустоту в желудке. Ядовитые мысли расцарапывали ее сознание, она мечтала о чистой вкусно пахнущей постели и теплых медвежьих лапах.

— И о приличной еде. Как же немного надо человеку для счастья! — прошептала Мила, учуяв запах, свежей выпечки из кулинарии через дорогу.

Девушка побродила еще немного по улицам, а когда стало невыносимо холодно, поспешила вернуться в свое убогое жилище.

— Ненавижу этот подъезд, там воняет мертвыми крысами, мерзкое зловоние, которое раздражает и возмущает мое естество. Я не должна жить здесь! Место принцессы во дворце из маленьких хрусталиков, которые переливаются на солнце, создавая разноцветный ореол, — произнесла Мила с грустью, не желая возвращаться в свою конуру.

Алкоголик из соседнего подъезда предложил ей выпить бражки, и Мила приняла его любезное приглашение. Она не хотела пить, просто решила сменить обстановку. По несчастливой случайности соседа звали Иван, хотя он в этом не был точно уверен.

— Хорошее русское имя! — разглагольствовал он, поднимаясь по лестнице. Долго нащупывал ключи по карманам, затем переворошил пакеты с хламом, собранным на помойке, но поиски не увенчались успехом.

— Звони! Пусть открывает! — скомандовал новый знакомый Милы и, достав из кармана бычок сигареты и спички, нервно закурил, сетуя на то, что снова придется отдавать деньги за очередной дубликат ключей.

Мила рассматривала дверной звонок, который был испачкан чем-то коричневым.

— Учитывая, что в мою жизнь ежедневно литрами вливается дерьмо (конечно, в переносном смысле этого слова), может случиться так, что оно войдет в нее и буквально?

— Дерьмо — к деньгам! Верная примета, — успокоил ее алкоголик-Иван, затягиваясь. Он кивнул на звонок и объявил, что эта торчащая кнопка напоминает пошлый женский сосок.

— А сколько пальцев тебя касалось, похотливая свинья? — уточнил человек с пожёванной судьбой, топящий свои неприятности в литрах спиртного. Мила вопросительно посмотрела на мужчину, так как подумала, что эти слова предназначены ей, но она ошиблась, Иван говорил с дверным звонком.

Преодолевая оторопь, девушка заставляла непослушную руку нажать на отвратную кнопку. Этот процесс затянулся, потому что она никак не могла решиться на этот отчаянный шаг. Наконец она коснулась заветной кнопки.