Князь. Записки стукача - Эдвард Радзинский Страница 38

По-юношески горели его глаза, но борода – совсем седая…

– Здравствуй, старый товарищ, – сказал Герцен. Они обнялись с Бакуниным, у обоих на глазах были слезы.

Принесли кофей.

Я приготовился лгать. Но Герцен, отметив, как он рад моему молодому лицу, как-то сразу забыл обо мне. Он заговорил о новой литературе. Точнее, говорили оба, перебивая друг друга.

Сначала разобрали Тургенева. Выяснилось, что оба его за что-то осуждали… Потом перешли ко Льву Толстому – и у него оба нашли что-то не то. Не оправдал их надежд и Достоевский…

Наконец, Бакунин вспомнил обо мне. Сказал торжественно:

– Сейчас ты поймешь, почему мальчику (Нечаеву) необходимо дать деньги. Перед тобой сидит лучшее доказательство…

Он попросил выслушать меня. Герцен его перебил, обратившись ко мне:

– Только не вздумайте жить за границей, молодой человек. Не оставайтесь здесь. Это прозябание. Это споры и ненависть… Иногда я готов поменять свою скитальческую жизнь на сибирскую каторгу. – (Непонятно, кто мешал ему это сделать.) – Поверьте, нет на свете положения более жалкого, бесцельного, чем положение русского эмигранта… Но мало кто готов это признать…

Бакунин оценил выпад. Бросился объяснять: если Герцен отдаст деньги Нечаеву, сам Бакунин тайно отправится в Россию поднимать восстание. И возможно, осуществит идею Герцена о предпочтительности сибирской каторги!

Герцен засмеялся:

– Как ты не изменился! А я вот не верю в прежние революционные пути… И главное, не хочу крови… Понимаешь, укради у меня кошелек – я прокляну вора и пойду дальше. Но начни при мне избивать его и пытать, я за него костьми лягу. Нет, насилием и террором утверждаются, как правило, религии и самодержавные империи!

Короче, денег он решительно не дал и меня слушать не захотел. Вместо меня все остальное время слушали рояль. Играла дочь Герцена. Допив кофей, откланялись и взяли карету.

По пути, наслаждаясь хорошей дорогой и бегом лошадей, Бакунин вздыхал:

– Как состарился. Куда делись великий ум, великая энергия… Впрочем, он всегда был эгоист. В литературных работах спокойно и восторженно упоминал о людях, живущих в России. Будто не понимал, как подозрительно будет смотреть на них правительство после его восторгов. Эгоист и барин! Ничего, мы отправимся в Лондон к Марксу. У него есть очень богатый друг, господин Энгельс. Постараемся раскошелить его… Поедем опять одни. К сожалению, Маркс тоже не выносит мальчика. Бедный мальчик – прирожденный вождь. И как только его видит Маркс, другой прирожденный вождь…

Мы приехали в Лондон ранним утром. Позавтракали в дешевом трактире. Взяли кэб и в полдень были у цели…

Особняк, который снимал Маркс, находился в северном Лондоне, кажется, на Мейтленд-парк.

У дома нас встретила юная красотка, оказавшаяся дочерью Маркса.

– Отец вас ждет…

Маркс принял нас в кабинете. В это время в России не было его трудов, и только продвинутые молодые радикалы о нем слышали. Если бы я мог представить, кем он станет для России в будущем!

Скажу сразу: он производил ошеломляющее впечатление. Как некий лесной Пан, он весь порос волосами… Грива на голове, черная борода, сверкавшая серебром, – невозможно густая… Даже пальцы рук были покрыты черно-седыми волосами… Он все время двигался. Громадная голова на маленьком теле летала по комнате… На мгновение остановился, и тогда я отметил, что щегольской сюртук был по-бакунински застегнут не на те пуговицы…

Бакунин представил меня, усмехнувшись, сказал Марксу:

– По-моему, юноша совершенно потрясен твоей бородой, Мавр. Впрочем, какой же пророк без бороды. Без бороды ни один пророк не добьется успеха.

– Динь-динь, – смеялся Маркс. Он показался мне очень смешливым…

Я приготовился рассказывать о боевых товарищах из Саратова. Но, как у Бакунина и у Герцена, у Маркса мне не дали раскрыть рта.

Говорили без умолку – они сами. При этом называли друг друга кличками. Слон, как я понял, – это кличка гиганта Бакунина, Мавром звался Маркс.

Как я узнал потом, все в доме Маркса имели клички – привычка к тайным обществам и конспирации?

Маркс рассказал, как гулял в парке и какой-то мальчик предложил ему «меняться ножичками»…

– Мавра дети обожают… Всюду, где бы он ни появился, к нему моментально идут дети, – это вошла в комнату пожилая дама – жена Маркса.

В карете Бакунин предупредил, что она необыкновенно красива. В юности в своем городишке была избрана первой красавицей. Маркс очень гордится ее красотой, и гостям положено восхищаться ею. (На мой тогда молодой взгляд, это была самая обычная старая дама.)

За ней вошла немолодая горничная с круглым простонародным лицом – экономка…

О ней я тоже был предупрежден Бакуниным. Если жена Маркса исполняла роль Величайшей красавицы, то экономка – Величайшей экономки, необычайно преданной дому. И действительно (как я узнал потом), ее любовь к дому была так велика, что в отсутствие жены Маркса она успешно исполняла за неё супружеские обязанности и даже родила от Маркса сына. Впрочем, это не испортило передовые отношения в передовом доме…

Экономка внесла тарелки со знаменитыми пирожками, которые, естественно, являлись вкуснейшими в мире.

На тарелках были короны и герб (жена Маркса происходила из знатной немецкой фамилии). Маркс тотчас пояснил, видимо, мне: «Это фамильный сервиз жены… Весной в Париже у нас кончились деньги. Я пошел заложить сервиз. И служащий, сопоставив мое еврейское лицо и графский герб, тотчас позвонил в полицию. Жене пришлось меня вызволять!»

И опять – динь-динь!

Я понял: певец пролетариата также гордился и графским гербом своей жены. Потому что и ее герб, и ее красота, и их экономка, и ее пирожки – все это принадлежало ему, Марксу! Я никогда не встречал человека, столь упоенного собой.

Зазвонил дверной колокольчик. Мавр заторопился встретить пришедшего.

Обе дамы удалились, попросив Бакунина ни в коем случае не играть с Мавром в шахматы.

– Вы ведь его знаете, когда он проигрывает, он в ужасающем настроении. И нам потом терпеть!

Распространяя запах дорогого одеколона, в комнату вошел высокий человек в безукоризненном сюртуке. Вдвоем с Марксом они составили презабавную пару. Если Маркс был низенький черный еврей с огромной головой, то этот – высокий русоволосый ариец с головой очень маленькой. Но уже вскоре я понял: имелось нечто, что делало их очень похожими, – их восхищение. Маркс и пришедший были совершенно упоены… Марксом!..

Пришедшего именовали «генералом». Но и это оказалась кличкой. Его настоящее имя выучит в будущем вся моя бедная Родина – Фридрих Энгельс. Как я потом узнал, был он преуспевающим предпринимателем. Он регулярно высылал Марксу большие деньги, вероломно снятые с банковского счета своей компании. Причем делал это так искусно, что ни отец, ни его партнер по бизнесу так никогда и не обнаружили этих пропаж. Да, успешнейший капиталист Энгельс содержал Маркса, ибо оба они мечтали уничтожить этот самый капитализм и создать новое царство нового Мессии – мирового пролетариата.