Любовь против правил - Шерри Томас Страница 38

Если бы миссис Энглвуд и Фиц были парой подпорок для книжной полки, они бы полностью подошли друг другу физически. Как и он, она была высокой, стройной и подтянутой. Как и у него, у нее были темные волосы и голубые глаза. И, как и он, она двигалась с небрежной грацией.

Милли не была ни слишком низенькой, ни слишком полной. Однако перед великолепной фигурой миссис Энглвуд трудно было не почувствовать себя не в лучшей форме — даже немного подавленной. Но она и без того всегда испытывала чувство неполноценности перед Изабелл Энглвуд.

— Вы совсем не такая, какой я вас помнила, — сказала миссис Энглвуд, отхлебывая чай. — Гораздо выше и симпатичнее.

Вот так, без всяких предисловий.

Милли глубоко вздохнула.

— Приятно узнать, что выгляжу несколько лучше, чем во время венчания.

— Вас затмевало платье.

— Да, — вынуждена была согласиться Милли. — Если вспомнить, платье было просто ужасное. Вместо того чтобы приобрести лучшее, что можно купить, мы выбрали то, что стоило подороже. Глупо, конечно.

Признание Милли кричащей безвкусицы ее свадебного платья заставило миссис Энглвуд с удивлением взглянуть на нее.

— Тем не менее, — сказала Изабелл мечтательным тоном, — я бы с радостью надела это платье — или еще в десять раз худшее! — если бы могла пройтись в нем к алтарю, где ожидал он.

Милли откусила пирожное и ничего не сказала.

— Я любила его. Я планировала свое будущее в полной уверенности, что непременно стану миссис Фицхью. И когда он женился на вас, все мои надежды и мечты рухнули. Целых два месяца я только и делала, что не покидала постель, с рассвета до темноты, от темноты до рассвета. Я почти ничего не ела. Спала едва ли раз в три дня. С тех пор я уже никогда не выглядела как прежде.

Она действительно теперь выглядела иначе. Как разбитая ваза, снова собранная из осколков, все еще прекрасная, все кусочки на месте, но трещины все же видны. Сердце Милли сжалось, словно кто-то поднес горящую спичку слишком близко.

— Мама и сестры в конечном итоге вырвали меня из моего заточения. Они убедили меня, что будет лучше, если я отправлюсь в Лондон и найду себе мужа, вместо того чтобы жить затворницей. Я так и поступила в следующем сезоне.

— Он был там в тот день, на вашей свадьбе. Он сказал, что вы выглядели прекрасной — и счастливой, — сказала Милли в тщетной попытке напомнить миссис Энглвуд, что не все пошло вкривь и вкось в ее жизни.

— Полагаю, я действительно была достаточно счастлива. Но это было не то же самое — некое подобие. Ничто не могло сравниться с тем совершенным безоблачным счастьем, которое мне когда-то довелось испытать.

У Милли от боли разрывалось сердце, но миссис Энглвуд неумолимо продолжала:

— Я всего лишь хочу вернуть то, что потеряла однажды. Жить той жизнью, которой предполагала жить. Я ведь не слишком много прошу, не правда ли?

— Нет, — с трудом выдавила Милли.

— Фиц прекрасный мужчина — и я говорю не только о его внешности. Вы знаете, что он благороден и верен долгу. Нет никаких сомнений, что во имя долга он готов пожертвовать собой. И… — Голос миссис Энглвуд прервался. — И вы теперь часть его долга.

— Что вы имеете в виду?

— Он очень озабочен вашим благополучием. Он считает вас безупречной и не хочет своими действиями повредить вашему будущему счастью.

Милли начала понимать.

— Вас беспокоит, что я не захочу его отпустить? Что я прибегну к слезам, чтобы удержать его?

— Я не говорю, что вы так поступите, — возразила миссис Энглвуд. — Но на вашем месте я скорее всего могла бы. В него так легко влюбиться и так трудно его отпустить.

— Значит, вас должно обрадовать, что ко мне эти утверждения применить нельзя.

Миссис Энглвуд уставилась на Милли тяжелым, словно окаменевшим взглядом.

— Вы его не любите?

Никто еще никогда не задавал ей прямого вопроса на этот счет — поэтому ей не приходилось лгать.

— Мы с лордом Фицхью поженились, потому что ему нужно было состояние моей семьи, а мой отец хотел иметь титулованного зятя, — медленно проговорила Милли. — То, что мы так хорошо поладили, уже достаточно странно. Любовь бы только перевела все в область фантазий.

— Вы не находите его привлекательным? — с недоверием спросила миссис Энглвуд.

— Он очень мил.

— Я имею в виду, вы не считаете его необычайно красивым?

— Он красив. Но многие его сокурсники тоже красивы. Как и его новый зять, герцог Лексингтон. Если бы я влюблялась в каждого симпатичного мужчину, с которым столкнулась, я меняла бы предмет своего обожания каждые десять минут.

— Но он также добр. Деликатен. Готов брать на себя все трудности. Будучи замужем за ним все эти годы, неужели вы никогда не желали, чтобы он смотрел только на вас?

Милли заставила себя выдержать взгляд миссис Энглвуд.

— Не каждому дано влюбляться. Лорд Фицхью и я — добрые друзья и ничего больше.

— Значит, вы его отпустите?

— Я никогда не ограничивала его свободу, ни разу за то время, пока мы женаты.

— И все-таки вы двое хотите иметь шесть месяцев интимной жизни? Это меняет дело, знаете ли.

— Если бы этого одного было достаточно, чтобы заставить людей влюбиться, то все жены в этой стране были бы влюблены в своих мужей. И наоборот.

Миссис Энглвуд поставила свою чашку и встала. Она подошла к открытому окну и выглянула на улицу. Это была тихая улица. Никаких разъездных торговцев, уличных музыкантов или постоянного цокота копыт и стука колес кебов, ищущих клиентов. Фиц очень хорошо продумал местоположение дома, который подобрал для нее.

Она повернулась кругом.

— Я боюсь, леди Фицхью. Я постоянно получаю удары изменчивой судьбы, и это не слишком приятно. Но у меня нет выбора, не так ли? Я должна верить, что вы человек слова.

Милли не давала никакого слова миссис Энглвуд. Она еще не отказалась от Фица. Разве преданная жена, прожившая в браке почти восемь лет, не имеет никаких прав на своего мужа? Она заслуживает честных правил игры, равных возможностей по меньшей мере.

— Значит, он был там, на моей свадьбе… — прошептала миссис Энглвуд как бы себе самой. Она моргнула, в глазах ее блеснули непролитые слезы. — Я знала, я чувствовала его присутствие.

Какой же дурочкой оказалась Милли — тут не было места такому понятию, как равные возможности. Она навсегда останется змеей подколодной, губительницей мечтаний, той, которая причинила такое огромное горе миссис Энглвуд, что оно по сегодняшний день оставило неизгладимый след на ее лице.

— Вы единственная, кого он любил все это время, — услышала Милли собственный голос. — Он никогда никого не любил, кроме вас.