Леди-наследница - Алисса Джонсон Страница 38

Он оторвал глаза и заставил себя подумать о чем-нибудь другом, о чем угодно.

— Нам… э… надо было взять с собой лакея.

Уиннифред, которая шла рядом, поправила маленькую коробку с разнообразными лентами для волос.

— Тогда кто бы пошел с Лилли к книготорговцам?

— Другой лакей.

— Он составляет компанию Питеру.

Гидеон улыбнулся этому нелепому замечанию.

— Питеру не требуется компания.

— Если хотите, я могу понести еще какой-нибудь…

— Нет, спасибо. — В конце концов, он же сам настоял на большинстве покупок. — Знаете, вам надо привыкать к тому, что кто-то из слуг всегда будет сопровождать вас.

— Я никогда к этому не привыкну. — Она бросила быстрый взгляд на Бесс, семенящую чуть поодаль, тоже со свертками, и понизила голос до шепота: — Меня бы так не смущало, если б она не шла сзади. Такое чувство, словно мы пренебрегаем ею.

— Но так всегда делается.

— А мне не нравится… и я затылком чувствую ее взгляд.

— В данную минуту Бесс занимает кое-что поинтереснее вашего затылка. Каким бы очаровательным он ни был. — Он дернул подбородком в сторону кареты и Питера, который, в свою очередь, тоже, кажется, глазел на Бесс. — Похоже, у них роман. Мы могли бы скрыться на одной из этих улиц и уже пройти половину города, прежде чем Бесс заметила бы.

Глаза Уиннифред засветились озорными искорками.

— Правда?

— Но проверять не будем.

— Жаль. Это было бы так…

Она осеклась, когда ее взгляд привлекло что-то в витрине магазина мистера Маккина. Поскольку мало что в витринах Энскрама удостаивалось любопытного разглядывания от Уиннифред, Гидеон удивился, когда она остановилась, чтобы посмотреть на маленький золотой кулон на цепочке.

Несмотря на свои уверения в обратном в день их знакомства, Уиннифред прекрасно сознавала, что она далеко не ангел. Она совершила свою долю проступков, которыми не гордится, но только два из них были достаточно ужасными, чтобы заставить по-настоящему стыдиться их.

Первый проступок она совершила, когда ей было тринадцать: голодная, не в силах устоять перед искушением, она стащила липкую булочку из магазина миссис Макалистер, пока Лилли выторговывала лучшую цену за вчерашний хлеб. Украденную булочку Фредди жадно проглотила тем же вечером, и ее, непривычную к жирной сдобе, чуть не стошнило. Чувство вины терзало куда хуже, чем боль в животе, и Уиннифред поклялась, что больше никогда в жизни (в конце концов, она же была подростком) не будет красть.

Но здесь, в витрине магазина мистера Маккина, лежала цепочка с кулоном, которая насмехалась над ней, называя лгуньей.

Они с Лилли нашли ее под кроватью в свой первый месяц жизни в Мердок-Хаусе. Тогда, даже не думая о краже, Уиннифред сунула ее в комод и оставила там. До прошлой зимы, когда стащила ее, продала и потратила деньги на доктора для Лилли.

— Он вам нравится?

Голос Гидеона в ее ушах прозвучал неестественно громко.

— Что?

— Кулон. — Он тростью указал на магазинную витрину. — Хотите его?

У нее так и вертелось на языке «нет» — украшение на самом деле было просто безобразным. Но тихий голос в голове — который с каждым днем все больше и больше походил на голос Лилли — отругал Уиннифред за ложь. Она огляделась, чтобы удостовериться, что никто их не слышит, и затем, к своему полнейшему изумлению и ужасу, быстро залепетала:

— Он ваш. Кулон. Или вашего брата, я не знаю. Я взяла его в Мердок-Хаусе. Прошлой зимой, когда Лилли сильно болела, а вы прислали то ужасное письмо. Только это были не вы? Но откуда же я могла знать? Простите. Я не должна была этого делать. — Леди не сделала бы. Порядочная девушка или по крайней мере девушка поумнее не сделала бы. — Я больше ничего не смогла придумать. Я пыталась продать Клер, но никто не хотел ее покупать, и…

— Уиннифред, остановитесь. Вы хотите сказать, что заложили этот кулон?

Она сглотнула сухой ком в горле.

— Да.

— И вы просите прощения, потому что?..

— Потому что украла его.

Это же так очевидно, подумала она.

— Вы не крали. У вас было мое разрешение продавать из этого дома все, что пожелаете. Вы просто не знали об этом. — Он послал ей обезоруживающую улыбку, которая немножко успокоила. — Я в общем-то тоже, но сейчас это не имеет никакого значения…

— Конечно же, имеет. Я не имела права брать чужую вещь.

Он задумчиво оглядел Уиннифред.

— Вы очень совестливая?

— Это влияние Лилли, — проворчала она.

— Нет. Не все, во всяком случае. Вот что: какие из ваших новых вещей вам особенно нравятся?

— Какие… ах да, конечно. — Она откажется от чего-то своего в качестве платы за украшение. Правда, это он купил все, что у нее есть, но в этом случае мысль не в счет. Надеясь, что мысли будет достаточно, она скосила глаза на коробку с парой новых полуботинок. — Полагаю…

— Ботинки я не возьму, — слегка нетерпеливо прервал он ее. — Отдайте мне ленты. Мне показалось, они привели вас в восторг.

— Ленты для Лилли.

— Зачем вы купили ленты для Лилли?

— Затем, что они ей понравятся, — ответила она, снова подумав, что это вполне очевидно. — Зачем же еще?

— Не важно. Скажите, мы купили сегодня что-нибудь, что не было бы строго практичным или подарком для кого-то другого?

Она окинула взглядом коробки.

— Ночная рубашка. Мне не нужны две. Да они вообще не нужны мне теперь, когда у меня своя комната.

Он не ответил. Он смотрел на нее, и хотя она не представляла, как его черные глаза могут стать еще чернее, но они заметно потемнели. Веки его опустились, взгляд заскользил ниже… ниже…

Этот тлеющий взгляд взволновал, смутил и привел ее в замешательство. Она остро ощутила свое тело, словно Гидеону удалось раздеть ее глазами, и как бы ни было приятно знать, что он находит ее образ без одежды интригующим, сама мысль о том, чтобы обнажиться перед Гидеоном, очень сильно смущала.

Более того, она понятия не имела, видит ли он именно ее или просто женское тело. Лилли говорила, что большинство джентльменов в душе распутники. А она так мало знает о джентльменах, чтобы понять, правда ли это.

Она хотела спросить у него, придется ли стоять тихо и молча перед любым лондонским джентльменом, которому взбредет в голову представить ее без ночной рубашки, но испугалась того, что может услышать в ответ.

— Гидеон… — напомнила она.

Его голова резко дернулась вверх.

— Оставьте рубашку, — натянуто проговорил он. — Шляпка. Я заберу шляпку.