Клиника обмана [= Любовь в режиме ожидания ] - Мария Воронова Страница 38

Валентин чувствовал, что стал уделять дочери меньше внимания, – Катя постоянно вытесняла Аню из его мыслей…

«А при чем тут, собственно, Катя? – иногда одергивал он себя. – Если бы ее не было, все шло бы точно так же. Аня поступила в институт, она взрослеет, начинает самостоятельную жизнь, увлечена своим романом. Я уже не нужен ей так, как раньше».

Но на душе все равно было неспокойно.

Сумароков оставил машину возле подъезда – летом, когда большинство обитателей дома жили за городом, парковка стояла почти пустой.

Да и пробок в городе меньше. Катя уже могла приехать.

Он вошел в квартиру. Так и есть – сумочка и босоножки валялись в холле.

Она не вышла его встречать, никогда не выходила – почему-то ей казалось, что это лакейская обязанность.

Катя сидела на диване в гостиной, смотрела по телевизору мультики. Иногда Валентин досадливо думал, что она специально выбирает детские фильмы – хочет лишний раз напомнить ему о том, что он спит с несовершеннолетней.

Поцеловав ее в макушку, он устроился рядом – сначала просто сидел, потом вытянулся на диване, положив голову ей на колени.

– Хочешь, я сама Ане расскажу? – внезапно спросила Катя. – Я же знаю, что ты об этом думаешь.

– Что ты ей расскажешь?

– Все как есть: полюбили, собираемся пожениться. – Катя пожала плечами. – Что здесь такого особенного?

– Особенное то, что я ее отец, а ты ее подруга. Ей может показаться, что мы ее предали.

– Предали? Чем это, интересно? – фыркнула Катя.

– Мне трудно объяснить… К ней я отношусь как к ребенку, а к тебе, ее ровеснице, – как к взрослой женщине…

Катя не дала ему договорить:

– Знаешь что? Относись к ней тоже как к взрослой женщине. Пора уже.

– Это невозможно. Она действительно еще ребенок!

Катя засмеялась:

– Знаешь, что такое наивность и сверхнаивность? Наивность – это когда дочка думает, что мама девственница, а сверхнаивность – когда мама думает, что дочка девственница.

Валентин поморщился:

– Прошу тебя, не говори пошлостей.

– Вот ты мучаешься, – продолжала Катя, не обратив никакого внимания на его слова, – а Аня наверняка сейчас занимается со своим Витенькой тем же самым, что и мы с тобой.

– Это вряд ли! – Валентин даже засмеялся такому дикому предположению.

– А вот я почти уверена, что это так! По выходным Сотников теперь всегда в Сертолове. Значит, и сейчас он там. И что, ты думаешь, они делают? Одни в доме?

…Когда она уснула, Валентин поднялся с кровати и вышел из спальни. Катины предположения не давали ему покоя. Он походил по квартире, попил чаю, включил телевизор, перед телевизором наконец задремал…

Около шести утра он проснулся с готовым решением, быстро принял душ и по пустым рассветным дорогам полетел в Сертолово.

Витя проснулся оттого, что его грубо сдернули с кровати на пол. Потом тяжелый кулак влетел ему в челюсть.

– Папа, что ты делаешь?! – Аня, вскочив с кровати, попыталась заслонить Витю, но тут же была отброшена обратно.

Новый удар в челюсть.

Витя отлетел к стене, ударился о нее затылком, но тут же выпрямился и угрюмо посмотрел на Сумарокова. Из разбитой губы сильно текла кровь.

– Валентин Константинович! – сказал он и пошатнулся. – Мы с Аней любим друг друга. Я женюсь на ней.

– Женится он! – заорал Валентин. – А меня ты спросил? Ты думаешь, я всю жизнь мечтал о таком зяте, да?

– Папа! – Аня завернулась в одеяло и встала рядом с Витей. – Мы все равно поженимся, хочешь ты этого или нет.

«Они похожи на детей, которые попались на краже варенья, но твердо решили не выдавать друг друга, – подумал Валентин. – А мне что делать? Делать-то, блин, что?»

– Приведи себя в порядок и спускайся в гостиную, – сквозь зубы бросил он Вите. – Жених, твою мать!

Повернулся и вышел из комнаты, хряснув дверью так, что стена загудела.

Несмотря на ранний час, он щедро плеснул себе виски. И не потому, что очень хотелось, – просто любому отцу полагается успокоить нервы после такого сюрприза, преподнесенного единственной горячо любимой дочерью.

Выпив виски, Сумароков открыл окна, и гостиная наполнилась звуками раннего утра: пением птиц, стрекотанием кузнечиков. Где-то вдалеке лаяли собаки. Валентин взял сигарету, удивляясь тому, что его злость куда-то испарилась. И только когда Сотников, слегка пошатываясь, появился на пороге, он внезапно понял: этот парень не мог сделать его дочери ничего плохого.

Витина губа распухла и была наспех заклеена пластырем, но кровь все равно сочилась.

– Заходи, что стоишь? Ночью смелее был.

Витя вошел и, не дождавшись приглашения сесть, облокотился о каминную полку.

«Кажется, я неплохо его приложил. – Валентин заметил нетвердую походку. – Похоже на сотрясение мозга».

– Садись уже, не маячь.

Витя сел за стол, вытянув руки, как на картине Серова «Девочка с персиками».

– Я ничего плохого не делал, – сказал он тихо.

– Я застаю тебя в постели моей дочери и должен верить, что ничего не было, ты это имеешь в виду?

– Я имею в виду, что женюсь на Ане. Вы можете быть спокойны.

– Поздновато ты задумался о моем спокойствии! На что ты мне сдался? С какой радости я тебе должен отдать свою дочь?

– Я ее люблю.

– Да что ты говоришь!

– А что тут скажешь? – Парень попытался улыбнуться, но тут же схватился за губу.

Валентин вынул из кармана белоснежный платок и швырнул на стол:

– Утри сопли, жених!

Помедлив секунду, Витя взял платок и приложил к губе. На платке сразу расплылось багровое пятно.

– На что, интересно, ты жить собираешься? И где?

– Я получаю повышенную стипендию и буду подрабатывать. С голоду мы не умрем, – сказал Сотников, не глядя на Валентина. – А насчет жилья… У меня есть комната в квартире родителей, но еще год мне придется жить на казарменном положении…

– А потом, ты думаешь, Аня захочет жить с твоими родителями? – Валентин усмехнулся и допил виски. Поднялся налить еще, бросил в стакан пару кубиков льда, оставшуюся упаковку пододвинул Вите. – Приложи к губе. Да не так, в платок заверни, эх ты, будущий врач! – Подойдя к двери, распахнул ее и громко позвал: – Аня!

Дочь появилась сразу – сердитая, аккуратно причесанная, в джинсах и футболке. С прямой спиной села за стол рядом с Сотниковым.

«Кажется, настроилась немедленно покинуть отчий дом вместе с ним, если бы я его выгнал», – невесело подумал Сумароков.