Сезон любви - Айрис Джоансен Страница 38

– Ты ведь еще даже проснуться не успел.

– Сомневаешься в моей выносливости?

– Какие могут быть сомнения после такой ночи!

Он поцеловал ее в плечо.

– Тогда почему бы нам… – Но тут же умолк и покачал головой. – Извини, я не подумал. Тебе ведь с раннего утра предстоит работать, и ты должна отдохнуть как следует. Спи.

– Но ты можешь…

– Конечно, могу, – сердито перебил он. – Могу, но не буду. Пора мне перестать быть эгоистичным сукиным сыном. Поверь, это нелегко. За многие годы я привык думать только о себе. А теперь – цыц, и приятных сновидений.

Они лежали, прижавшись друг к другу и наслаждаясь умиротворяющим теплом. Через некоторое время ровное дыхание Сэбина подсказало женщине, что он заснул.

Этого не может быть здесь, за тысячи километров от Нью-Йорка, думала Мэлори, вглядываясь в размытые контуры телефонного аппарата, стоявшего в другом конце вагончика. Здесь, в Седихане, под крылышком Сэбина она была в безопасности. Человек, находившийся на том конце провода, не повесил трубку сразу же, наверное, только потому, что был изумлен, услышав мужской голос, говоривший к тому же по-английски. Надо выбросить дурацкий звонок из головы и уснуть.

Однако прошел еще почти час, прежде чем сон смежил ее веки.

* * *

На протяжении следующих двух дней Сэбин то и дело появлялся на съемочной площадке. Хендел воспринимал его присутствие с удивительной терпимостью, и несколько раз Мэлори даже видела, как режиссер подходил к тому углу, где расположился Сэбин, и они непринужденно болтали.

– Кто из вас смягчился? – полюбопытствовала она, подойдя к нему после окончания очередного съемочного дня. – Я была уверена, что Хендел вышвырнет тебя со съемочной площадки.

Сэбин пожал плечами:

– Темперамент творческого человека, конечно, достоин уважения, но большинство режиссеров понимает, когда поток ассигнований на производство превращается в тоненький ручеек, ставить хорошую картину чрезвычайно трудно. Хендел не такой дурак, чтобы рисковать следующими постановками только ради того, чтобы потешить свой гонор. Ты закончила на сегодня? – спросил он, поднимаясь со стула.

– Не только на сегодня. Для меня съемки полностью закончены. Точка.

– Хорошо, значит, мы можем сосредоточиться на…

– Мистер Уайт? – Позади Сэбина стоял мальчик-курьер из съемочной группы. – Вас спрашивают. По второй линии. – Он протянул Сэбину радиотелефон, предварительно вытянув антенну, повернулся и убежал.

– Я пойду переодеться и вернусь через сорок минут, – сказала Мэлори Сэбину. Тот молча кивнул, нажал кнопку на трубке и стал разговаривать.

Мэлори повернулась и стала пробираться между камерами, стараясь не спотыкаться о толстые кабели, извивавшиеся на полу. Однако не успела она сделать и трех шагов, как Сэбин окликнул ее:

– Поехали.

Женщина обернулась и удивленно посмотрела на него.

– Прямо сейчас? Но мне же надо… – Однако, увидев его лицо, она осеклась. Несмотря на загар, щеки Сэбина покрылись мертвенной бледностью, а губы сжались в тонкую линию. – Что случилось?

– Много чего. Переодеваться нет времени. – Он схватил ее под руку и потащил к выходу. – Звонили из нашего представительства. Только что в приемный покой центрального госпиталя Седихана привезли Кери.

– Кери? – Мэлори едва поспевала за Сэбином. – Несчастный случай?

Сэбин резко кивнул.

– Он переходил через улицу рядом со зданием, где расположена наша контора, и его сбила машина. Водитель, сволочь, даже не соизволил остановиться.

– Не может быть, – прошептала Мэлори. – Он сильно покалечен?

– Не знаю. – Сэбин ногой распахнул дверь и потянул женщину к «Мерседесу», припаркованному рядом с ангаром, в котором проходили съемки. – Когда «Скорая помощь» подобрала его на улице и привезла в госпиталь, он был без сознания. – Сэбин открыл дверцу машины. – Сейчас все узнаем.

На лице Сэбина читалось нескрываемое горе, и Мэлори испытала прилив жалости. Она тоже любила Кери, но для Сэбина он являлся лучшим другом, единственным близким человеком, которому тот доверял.

– Я не сомневаюсь, что с ним будет все в порядке, – ласково сказала она.

– Только потому, что так хочется мне? – охрипшим голосом спросил Сэбин. – В этом мире ничего нельзя гарантировать, а счастливый конец случается крайне редко. – Захлопнув дверцу, он кинул свое тело на водительское сиденье.

Мэлори моргнула, сжав руки в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Слова Сэбина ее больно ранили, хотя они относились вовсе не к ним двоим. Она знала, что Сэбин не верит в продолжительные отношения между людьми. Однако сейчас нельзя думать ни о чем, кроме состояния Кери и того, как успокоить Сэбина.

Когда врач впустил их в крохотный стеклянный бокс, соединенный с комнатой первой помощи, Кери сидел на смотровом столе, опершись на левую руку. Голова его была забинтована.

Он улыбнулся Сэбину и помахал Мэлори.

– Как вам нравится мой тюрбан? Может, уговорим Хендела, чтобы он снял меня в роли свами в своей следующей картине?

Мэлори облегченно перевела дух. Если Кери способен шутить, значит, травмы не так серьезны.

– Я сожалею, но ты выглядишь недостаточно загадочно. Где это ты видел свами с веснушками!

– С тобой все в порядке? – отрывисто спросил Сэбин.

– Бывало и лучше, – скорчил гримасу Кери. – Рука сломана в двух местах, так что на скрипке мне больше не играть.

– Это единственное, чему можно порадоваться в данной ситуации, – оборвал его Сэбин. – Как голова?

– Врачи говорят, что, возможно, я получил легкое сотрясение мозга. – Недовольно поморщившись, он продолжал:

– Они хотят подержать меня здесь еще несколько дней. Ты можешь надавить какие-нибудь пружины, чтобы вытащить меня отсюда?

– Нет, не могу, – категорично отрезал Сэбин. – Если врачи говорят, что ты должен побыть в стационаре, значит, так тому и быть.

– Ты пожалеешь об этом, – пригрозил больной. – Без моей гениальной прозорливости твоя финансовая империя рухнет уже через пару дней. Ты даже не представляешь, насколько я для тебя ценен.

– Представляю, – глухо сказал Сэбин. – Еще как представляю.

Встретившись глазами с Сэбином, Кери перестал улыбаться.

– Со мной все в порядке, Сэбин. Честное слово.

– А как же! – Он отвел взгляд в сторону. – Я был уверен, ничто не в состоянии расколоть твою непробиваемую башку. Но мне все же следует урезать тебе зарплату.

– За что?!

– За глупость. Какого черта ты стал перебегать дорогу перед этой дурацкой машиной?