Остров соблазна - Конни Мейсон Страница 38

Ева не разговаривала с Богом с тех пор, как пережила порку. Ах да, она наскоро пробормотала молитву, когда увидела акулу, но все произошло так быстро, что это не стоило брать в расчет. Она посещала церковные службы, когда требовалось, потому что «так принято». До того страшного дня, когда ее унизили и заклеймили, Ева всегда полагалась на себя, а не уповала на божественное вмешательство. Она считала слабостью ждать помощи свыше, если вполне могла сама себе помочь.

А после того как ее признали виновной, ей было нечего сказать Богу, который допустил, чтобы невинную молодую женщину подвергли боли и унижению.

Теперь у нее было множество тем для разговора с Богом.

После того как мистер Хиггс оставил Еву в темноте и запер снаружи, ей не оставалось ничего другого, кроме как сесть на корточки и молиться.

Ева молилась за людей, которые качали воду из трюма. Каждый раз, когда корабль вздымался на волнах, она молилась, чтобы «Сьюзен Белл» не стала килем вверх. Она молилась за собственную душу, признавая, что та не настолько невинна, как ей хотелось бы.

Но жарче всего она молилась за человека, привязанного к штурвалу.

Сидя в темноте, Ева умоляла Бога сохранить Нику жизнь. Да, из-за его ослиного упрямства они оказались в этой ужасной ситуации, но его же сила и отвага могли всех их спасти.

Ева изливала свои страхи. Она просила смилостивиться над Николасом, надеясь, что Господь слышит ее. Ева не представляла, как он вообще может заметить ее, если она сама с трудом различает свой голос в шуме моря, реве ветра и страшном скрипе корабельного шпангоута [20].

Она боялась, что «Сьюзен Белл» в любой момент разлетится на щепки.

Когда волны омывали закрытые ставнями окна, Ева задерживала дыхание, думая, не делает ли того же Николас. Или его тело безжизненно свисает со штурвала?

Перед невидящим взором Евы мелькали дюжины образов Николаса Скотта — задумчивого, вожделеющего, смеющегося, охваченного гневом, учтивого, опасного, смелого до безрассудства. Во всех случаях он потешался над ней и советовал испробовать его восхитительный сорт безумия.

А теперь он из последних сил старался спасти жизнь ей и членам команды.

— Пощади его, Господи! — бормотала Ева, слабея с каждой минутой. Она скрутилась в клубочек, прижав колени к груди. Время растягивалось и сжималось, и вот она уже мерила его только новым ударом волны, новым вздохом, новым глухо отдающимся в ушах ударом сердца. — Спаси ему жизнь! — шептала она хриплым от бесконечной мольбы голосом. — Спаси Николаса Скотта… потому что… потому что… я люблю его.

Потом как будто кто-то закрыл ей веки, и Ева провалилась в черноту изнеможения, точно камешек в глубокий колодец.

Кто-то кричал. Этот звук хлестал Еву по ушам, но она не могла разобрать слов. Она попыталась открыть глаза, но они слиплись. Ева рывком села и смахнула с век присохшую соляную корочку.

«Сьюзен Белл» мягко покачивалась на волнах. Лучи солнца пробились в щели ставень, засыпая каюту осколками света.

В коридоре за дверью послышались тяжелые шаги. Кто-то отодвинул засов и открыл дверь ногой.

— Не спешите, парни, — сказал Хиггс нескольким матросам, которые пытались одновременно протиснуться в каюту и внести свою тяжелую ношу. — Осторожнее с головой.

«Николас!» Ева вскочила на ноги.

— Что произошло, мистер Хиггс?

— Мы благополучно пережили шторм, — устало сказал он.

— Благодаря капитану, — вставил Татем.

— Да, всю ночь и большую часть дня он удерживал корабль на плаву, не давая ему перевернуться на бок, — нахмурившись, сказал Хиггс. — Но когда мы смогли оставить насосы и сменить капитана у руля, оказалось, что его, по-видимому, хорошо стукнуло по голове. Мы старались все надежно закрепить, перед тем как спуститься в трюм, но, должно быть, я что-то упустил.

— Шторм много чего поднимает с глубины, — сказал Татем. — Капитана могла и русалка шлепнуть хвостом по маковке.

— Что за глупости! Вы насмерть перепугаете наших суеверных матросов, — остановил его Хиггс. — Готов побиться об заклад, что это был оторвавшийся кусок планширя. В любом случае, капитан Скотт погас, как свеча на ветру.

— Вот так, — сказала Ева, постелив одеяло на койку, чтобы моряки могли положить на него Николаса. Глаза у него были закрыты, а кожа приобрела нездоровый цвет заветренного нутряного сала. У Евы замерло сердце. Сделать вдох казалось невозможным. — Он еще жив?

— Да, мисс, — сказал Татем. — Хотя мне пришлось дважды проверять, чтобы удостовериться в этом.

Сердце у Евы снова екнуло.

— Таких, как капитан Скотт, вмятина в башке не свалит. — Голос Татема звучал резче обычного. — Но ему крепко досталось. Из такой леди, как вы, наверное, не получится хорошей сиделки?

— Вы меня недооцениваете, мистер Татем, — сказала Ева, надеясь, что ее голос звучит достаточно уверенно. Эти люди весь шторм трудились как проклятые, чтобы не отдать ее морю, и даже теперь их работа еще не закончена. Ева подозревала, что «Сьюзен Белл» получила серьезные повреждения и, чтобы привести ее в порядок, понадобятся усилия всей команды. Самое меньшее, что могла сделать Ева, — это позаботиться об их капитане. — Принесите мне кувшин горячей воды и тряпки. Чистые тряпки, пожалуйста.

— Пойдемте, ребята. Вы слышали, что она сказала? — Татем потянул себя за чуб, едва ли не отдавая мисс Апшелл честь, и стал выталкивать матросов из каюты. — У нас много работы. Думаю, леди Ник справится сама.