История Пурпурной Дамы - Ольга Крючкова Страница 38

– Из этого мира

Я скоро уйду, но чтобы в грядущем

Было вспомнить о чём,

Ещё одну встречу хотя бы

На прощанье мне подари. [74]

Этим вечером с час Собаки регент и фрейлина в последний раз предавались любовным безумствам в павильоне Цубоми.

* * *

Хэйан. Императорский дворец.

Мизутама, наложница императора, пребывала в забытьи. Около её ложа вот уже несколько дней неусыпно находился придворный лекарь. Император, обеспокоенный здоровьем наложницы, решил навестить её и потребовать подробный отчёт от своего эскулапа.

– Госпожу Мизутаму мучает лихорадка, причину которой установить я не в силах. Однако я провожу всё возможное лечение…

– И разве оно даёт результаты? – поинтересовался Итидзё, с жалостью воззрившись на наложницу.

Та выглядела бледной, черты лица заострились, она изредка открывала глаза и обретала сознание.

– О, мой господин… – едва слышно прошептала Мизутама, очнувшись.

Император присел рядом с ней на краешек ложа и взял за руку.

– Любовь моя, как ты? – участливо поинтересовался он.

– Мне уже лучше… стараниями лекаря… Я непременно поправлюсь и сыграю вам на кото… – с трудом произнесла наложница и снова закрыла глаза.

– Мизутама, Мизутама! – воскликнул император. – Очнись! Лекарь, сделай же что-нибудь!

Тот тяжело вздохнул и произнёс:

– Я делаю всё, что могу, о, Нефритовый господин!.. Но в данном случае надобно уповать на милосердие Будды…

– Эта девушка нужна мне!

– Да, мой государь… Однако я не обладаю божественной силой… – печально ответил лекарь.

Разгневанный император покинул павильон наложницы, отправившись во дворец Когосё.

Садако, госпожа из Северных покоев, пребывала в окружении фрейлин. Они занимались стихосложением. Разумеется, своим дарованием в очередной раз блеснула Издуми Сикибу.

Завидев императора, Садако поднялась с подушек, и поклонилась.

– Рада видеть вас, мой господин… – произнесла она, как и положено супруге императора. – Отчего я читаю грусть в ваших глазах?

– Я только что из павильона Мизутама… – признался Итидзё.

– А-а-а… – понимающе протянула Садако. – До меня доходили скверные вести о здоровье ваше новой наложницы. Вы знаете, какая болезнь мучает её?

– Лекарь говорит: доселе неизвестная лихорадка…

– Странно… Если в столицу приходит лихорадка с дальних земель, то болеют многие придворные. В данном случае недуг постиг одну лишь Мизутаму… – высказалась Садако.

Император невольно задумался.

– Что вы хотите сказать, Садако?

– Лишь то, что сказала, мой господин. Вы же делайте выводы…

Император покинул дворец Когосё в дурном настроении, сомнения по поводу болезни наложницы беспрестанно терзали его мысли.

Через два дня Мизутама скончалась. Опечаленный император приказал передать тело наложницы её родителям. Один из придворных поэтов сложил на смерть красавицы следующее стихотворение:

Словно средь осенних гор

Алый клён —

Сверкала так

Красотой она!

Словно стебель бамбука —

Так стройна была.

Кто бы и подумать мог,

Что случится это с ней?.. [75]

* * *

К отъезду госпожи Акико всё было готово. Дамы сидели одетые и причёсанные в её покоях, ожидая распоряжения к отъезду. Наконец, Митинага, отдал долгожданный приказ. Акико села в утепленный паланкин, позади неё расположилась кормилица с наследником на руках.

Фрейлины также расселились по крытым повозкам. Кортеж покинул Цутимикадо в час Овцы. По расчётам регента, если следовать с двумя остановками, кортеж достигнет столицы поздно ночью в час Свиньи.

На протяжении всего пути Нефритовая госпожа не проронила ни слова. Отец известил её о смерти наложницы: мысленно она ликовала – ложе императора было свободно. Садако, эта неудачница из южной ветви Фудзивара, не в счёт. Впрочем, у Акико созрел план, как избавиться ещё от одной соперницы.

На первой же остановке она поделилась своими мыслями с отцом.

– Итидзё далеко не глуп, чтобы поверить в скоротечную лихорадку, – сказала она. – Необходимо, чтобы у него возникли подозрения…

Митинага с удивлением воззрился на дочь.

– Подозрения? Какие?

– Пусть у него возникнут подозрения, что виной смерти наложницы стал яд…

Митинага удивился ещё больше.

– Объясни мне: зачем это нужно? Ты поставишь себя по угрозу!

– Ничуть! Надо направить подозрения императора в нужное русло. Скажем, покинутая им Садако повинна в смерти наложницы…

Митинага рассмеялся.

– Акико, ты становишься настоящей императрицей!

… В час собаки кортеж Нефритовой госпожи миновал ворота Кэнрэй и ступил на территорию императорского дворца.

Садако прекрасно знала о возвращении Акико. С чувством нарастающей тревоги она ожидала этого события.

* * *

Когда кортеж достиг дворца Сэйре, луна ярко освещала территорию дворца и прилегающие к нему павильоны. Мурасаки не чаяла, как добраться до своей комнаты, третьей по счёту во Внутренней галерее.

Вскоре появилась молодая фрейлина по имени Косё, бедняжка не могла отделаться от назойливого сановника, и потому решила найти защиты у своей старшей наперсницы.

Мурасаки видя такое дело, тот час поняла: сановник слишком самонадеян и явно рассчитывает этой ночью на благосклонность молодой фрейлины. Дамы с удовольствием сняли с себя задубевшие от мороза одежды и облачились в кимоно, подбитые ватой. Мурасаки подбросила угля в жаровню: живительное тепло наполнило комнату. Затем, решив немного расслабиться и окончательно согреться, она извлекла закупоренный кувшинчик вина из стоявшего в углу китайского шкафа, и разлила напиток по чашам. Фрейлины с удовольствием их осушили, и уже было намеревались лечь спать, как фусуме распахнулись: перед ними предстал тот самый назойливый сановник. Молодая фрейлина тотчас метнулась за ширму. А Мурасаки решила во что бы то ни стало дать отпор наглецу.

– Что вам угодно в столь поздний час в моей комнате, господин младший советник? – решительно спросила она не прошеного гостя.

Тот уже был навеселе и не преминул ответить: