Брак во спасение - Диана Гамильтон Страница 38

Она опустила руки на колени, не отрывая от них взгляда, и медленно продолжала, подчеркивая каждое слово, так что Клео сделалось не по себе:

— Деревенский домик — прекрасное место для выезда на уик-энд; но как постоянное жилище для беременной женщины, а потом и кормящей мамы с крохотным свертком под мышкой — никогда. Вот я и решила, что, поскольку из моего тупого братца мне все равно ничего не вытянуть, я приеду и потрясу тебя. То, что я здесь увидела, — малоутешительно. Так что же происходит, Клео?

Но Клео не могла отвечать: в горле словно образовалась пробка, слова бились в нее и не могли вырваться. Она бы все отдала за возможность проявить твердость, выдавить хоть что-то похожее на улыбку и сказать, что повода для волнений нет. Как бы она хотела сказать, что они с Джудом по-прежнему друзья, просто решили расстаться ненадолго, и ни ссор, ни обид не было. Но у нее не получалось. Несмотря ни на что, ее любовь к Джуду слишком глубоко укоренилась в ней. Она жила в ней и причиняла невыносимые страдания. В ее жизни после смерти родителей было слишком мало любви, и теперь, когда она наконец испытала ее, чувство было слишком дорого для нее, чтобы запятнать его ложью.

— Джуд очень много для меня значит, — мягко сказала Фиона, с состраданием глядя в серые усталые глаза Клео. — Когда я впервые увидела вас вместе, я поняла, что вы созданы друг для друга. Я всегда знала, что растопить это суровое мужское сердце может далеко не всякая женщина. И я очень обрадовалась, когда эта особенная женщина нашлась.

Слова Фионы звучали искренне, и Клео сдалась. Сердце Джуда никогда не принадлежало ей, она только сумела заинтересовать его, предложив акции, объяснив, что выходит за него не из-за его денег. Она доказала его логическому уму выгоду женитьбы на ней в то самое время, когда он начал задумываться о наследнике.

Бурные рыдания сотрясли ее измученное тело, и Фиона обняла ее за плечи и прижала к себе. Мешая слова со слезами, Клео выплакала всю ужасную, трагическую историю своего короткого, но такого мучительного брака.

— Ты говоришь, этот подлец тебя шантажировал, а мой упрямый тупоумный братец не пожелал тебя выслушать? — Фиона откинула мокрую скользкую прядь с пылающего лица Клео. — Бедняжка ты, бедняжка.

В сочувственном голосе Фионы слышался некий подтекст, и Клео перепугалась.

— Прошу тебя, — хрипло сказала она, — обещай, что ничего не расскажешь Джуду.

— А по-моему, пора кому-нибудь заставить его узнать правду, — твердо возразила Фиона. — Ведь вы оба у меня такие чудесные, умные, красивые, но что касается чувств, то здесь у вас не хватает здравого смысла найти дорогу от А до Б!

— Прошу тебя! — Клео сама слышала, что голос у нее как у безумной. Фиона ничего не желала понимать. Да и как она могла, если эти адские муки ей незнакомы? Нужно попытаться втолковать ей, заставить ее понять. Клео отчаянно вцепилась в ее руку. — Неужели ты не понимаешь, — взмолилась она, сверкая глазами, — что говорить Джуду правду сейчас бессмысленно. Клянусь, поначалу у нас все было хорошо, я даже начала надеяться, что он меня полюбит. — Здесь ее голос дрогнул, но она вынудила себя продолжать: слишком важно было то, что она говорила. — Он никогда меня не любил, это был брак по расчету — и только. Но все смешалось еще до того, как в нем затеплилось хоть какое-то чувство ко мне. Он стал презирать меня, считая, что я того достойна. Его можно понять, если не задумываться об остальном. Он меня не любил и поэтому не сомневался в том, что казалось очевидным, а я, наверное, была слишком горда, чтобы встать и силой принудить его выслушать всю правду. Странно, но мне казалось, он сам должен спросить меня или хотя бы выразить желание слушать, когда я заговаривала первой. — Клео устало вздохнула. — Я думала, что, если что-то для него значу, он должен выслушать мою сторону. Но он, разумеется, не сделал этого, потому что день ото дня его отвращение ко мне все возрастало. Женившись на мне, он совершил большую ошибку и хотел от меня избавиться. Встань на его место, Фиона: для него не может быть пути назад, к тем дням, когда он считал меня разумной партией и подходящей матерью своих детей. Поэтому обещай мне, — Клео еще крепче сжала ей руки, — обещай, что не скажешь ему ни слова. Правда лишь расстроит его, он будет себя терзать — к чему это? Я видела столько недоверия и презрения, что знаю: наш брак возродить невозможно, не стоит и пытаться. Если бы он любил меня, может, попытка и имела бы смысл. Но любви в нем нет и никогда не было. Для нас обоих лучше навсегда разойтись. Так обещай же, что не расскажешь ему!

Фиона встала, опустив руки, и твердо взглянула Клео в лицо.

— Если ты так этого хочешь, если мое обещание тебя успокоит — хорошо, дорогая. Обещаю.