Любви подвластно все - Джулия Энн Лонг Страница 37

– Так как же, Лайон?

Должно быть, Оливия о чем-то его спросила. Возможно, спрашивала уже несколько раз.

Он опять открыл глаза. Оливия смотрела на него с беспокойством.

– Лив, ложись рядом со мной, – пробормотал Лайон, и ему показалось, что голос его прозвучал откуда-то издалека, как будто из-под воды.

Он скатился с ее коленей и улегся на бок, и Оливия тотчас расположилась с ним рядом. Оба молчали, и казалось, что время остановилось. Они просто лежали и смотрели в глаза друг другу – необъяснимо счастливые.

Наконец он протянул к ней руку и провел пальцем по голубой жилке на ее руке. Это прикосновение доставило ему необычайное наслаждение – ведь он так долго сдерживал себя… Впрочем, он и сейчас сдерживался. Зато в тот день, когда они наконец займутся любовью… О, тогда, земля содрогнется так мощно, что образуются новые континенты!

Он снова провел пальцем по ее руке. А Оливия наблюдала за ним, широко раскрыв глаза, наполненные восторгом.

А потом Лайон вдруг склонился над ней и поцеловал ее в изгиб локтя. Она судорожно сглотнула и закрыла глаза. А он, приподнявшись, прильнул губами к чувствительному местечку у нее под ухом, где лихорадочно бился пульс.

Соски Оливии тотчас отвердели, и она беспокойно задвигала бедрами. В следующее мгновение Лайон прильнул губами к ее губам, а она, запустив пальцы ему в волосы, легонько провела ногтями по его затылку. И в тот же миг, охваченный пламенем страсти, Лайон принялся покрывать поцелуями ее шею, спускаясь все ниже и ниже. Когда же его губы коснулись соблазнительной впадинки меж грудей, Оливия тихонько застонала и чуть приподнялась ему навстречу. Лайон понимал, чего она хочет, но не мог себе это позволить, вернее – не осмеливался, потому что не доверял себе. Ведь ему знакома была логика похоти, и он прекрасно знал: стоит ему увидеть ее обнаженную грудь – и он сумеет убедить себя, что не совершит ничего особенного, если овладеет ею. Более того, он понимал, что Оливия, охваченная страстью, не воспротивится.

А ведь она доверяла ему. И ее доверием он дорожил больше всего на свете.

– О боже, Лив, о боже, – прошептал со стоном. И снова стал целовать ее в губы и в шею.

В какой-то момент он провел кончиком языка по ее уху, и она, громко застонав, содрогнулась всем телом. Сгорая от страсти, Лайон провел ладонью по ее бедру, затем крепко прижал к себе, давая почувствовать твердость своего естества. Оливия на секунду замерла, а потом, снова застонав, еще крепче к нему прижалась, бесстыдно вращая бедрами – все быстрее и быстрее. Тяжело и прерывисто дыша, она прошептала:

– Лайон, о, Лайон, я… Лайон, пожалуйста… О господи…

Вожделение, сжигавшее Лайона, заставляло его двигаться все энергичнее, и внезапно он услышал хриплый возглас, вырвавшийся из горла девушки. Впившись пальцами ему в плечи, она содрогнулась в вихре ослепительной разрядки. Лайон замер на мгновение, а затем, выкрикнув ее имя, с хриплым стоном присоединился к ней, возносясь к вершинам неизъяснимого наслаждения.

А потом они долго лежали без движения, пребывая в блаженном забытьи. Когда же Лайон наконец шевельнулся и открыл глаза, его встретил пристальный взгляд чудесных синих глаз, и еще он увидел мечтательную улыбку, блуждавшую на губах Оливии. Выходит, она все это время наблюдала за ним!

Он коротко рассмеялся и пробормотал:

– Лив, любовь моя, в твоих руках – моя погибель.

Она промолчала, потому что знала: его слова вовсе не шутка. Они оба это знали.

Легкость и непринужденность их отношений сменилась неистовой всепоглощающей жаждой, и отныне она, эта жажда, будет терзать их все сильнее и сильнее, а со временем заставит возненавидеть друг друга, если полностью не удовлетворить ее, совершив нечто безрассудное и безумное, еще более безумное, чем то, что произошло сейчас. И если все-таки они на это решатся, то потом будут горько сожалеть о произошедшем.

Но – боже милостивый! – наслаждение, которое подарит им это безумство, было бы незабываемым.

– Знаешь, Оливия, я лежу ночами без сна и думаю только о тебе, – прошептал Лайон. – Думаю о том, как мне хочется прикоснуться к тебе… и где именно. Вообрази только, каково бы это было, если бы сейчас на нас не было одежды.

– Я думаю о том же, – прошептала девушка. – Думаю каждую ночь.

При этих ее словах Лайон закрыл глаза, и из горла его вырвался странный звук – не то смех, не то стон.

– Лив, ты меня убиваешь, – прохрипел он.

Они по-прежнему лежали обнявшись, но теперь, когда сжигавшее их лихорадочное возбуждение отступило, отчетливо сознавали всю опасность своего положения. Они как бы балансировали на краю пропасти, и, как всякая пропасть, она и ужасала их, и притягивала.

– Я сегодня же вечером поговорю с отцом, – проговорил вдруг Лайон таким тоном, будто выносил приговор.

У Оливии перехватило дыхание. Она осторожно высвободилась из объятий Лайона и села, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Затем, прикусив губу, устремила на него настороженный взгляд. Ее одолевали противоречивые чувства – бурная смесь радости и страха, надежда и ужасные опасения…

– Правда, Лайон? – пробормотала она наконец.

Он резко приподнялся и тоже сел.

– Да, правда.

– Но твой отец… Что, если…

– Сегодня же с ним поговорю, – решительно заявил Лайон.

Слова «сегодня же» прозвучали у него как «навсегда». А Оливия знала: Лайон всегда получал то, что хотел.

Тут он поцеловал Оливию, и все ее сомнения и страхи развеялись, уступив место тому, что происходило здесь и сейчас.

«Сегодня, сейчас». Эти слова таили в себе неограниченные возможности. И с этой минуты они определяли всю их последующую жизнь – так, во всяком случае, ей казалось.

И действительно, когда они целовались, было очень легко поверить, что все их желания непременно исполнятся. Ведь не могла же судьба проявить жестокость и воспротивиться их счастью? Какой в этом был смысл?