Безрассудная леди - Сэнди Хингстон Страница 37

Последующие дни были заполнены хлопотами, связанными с уходом за больным, и тревогами за его здоровье, так что Татьяне было некогда отдыхать. Приезжавший каждый вечер доктор Суортли был удовлетворен явным улучшением состояния лорда Стратмира: температура больше не повышалась, нагноение раны прекратилось — но Татьяна не разделяла его оптимизма. Тимкинс через три дня начал ходить до дому на костылях, которые изготовил для него Большой Джон, тогда как Лукас все спал и спал. Постепенно она начала сомневаться, что он вообще когда-нибудь придет в себя. Однако на пятый день утром Лукас проснулся. В тот момент, когда Татьяна перевязывала ему рану, он шевельнулся под ее руками, открыл глаза и снова закрыл, как будто ему мешало солнце, лучи которого падали на кровать.

— Лукас!

Больной покачал головой и приоткрыл пересохшие губы, а Татьяна быстро смочила их влажной салфеткой.

— Не буду больше смотреть…

— На что ты не будешь смотреть?

— На тебя. Тебя там на самом деле нет.

— Конечно, я здесь. — Она провела рукой по его щеке.

— Это мне снится, — упрямо повторил Лукас.

Очевидно, он все еще находился под воздействием настойки опиума. Татьяна наклонилась и робко прижалась губами к его губам. Господи, как давно ей хотелось сделать это! Она оторвалась от него, но он снова притянул ее к себе. Не открывая глаз, не спеша, он поцеловал ее, потом, подождав мгновение, пробормотал:

— Так я и знал. Это всего лишь сон.

— Это не сон, — прошептала она.

Лукас приоткрыл глаза.

— Где я?

— Дома.

— Дома, — эхом откликнулся он и снова закрыл глаза. — Мне нравится этот сон. Пусть он продолжится.

— Как пожелаете.

После этого случая процесс выздоровления пошел скорее. Татьяна проводила с Лукасом почти все время, однако теперь, когда он пришел в себя, стала осторожнее, стараясь, чтобы ее поведение не выходило за рамки приличий, по крайней мере в то время, когда он бодрствовал.

Мало-помалу Лукас рассказал Татьяне о том, что с ним произошло. Он прибыл в Париж сразу же после того, как в столицу вошли вооруженные силы союзников, и немедленно отправился в посольство к лорду Уиллоуби. Тот не отказал в помощи, но он был очень занят проблемой военнопленных и другими более важными вопросами и посоветовал навести справки в русском посольстве, куда Лукас и направился. Однако по дороге неизвестный человек ударил его ножом в грудь.

— Какой ужас! — воскликнула Татьяна. — Ты его разглядел?

— К сожалению, нет — он напал сзади.

— Кто бы это мог быть?

— Да кто угодно — вор, голодный крестьянин, просто сумасшедший. Весь город похож на сумасшедший дом. Там то и дело кого-то убивают — то ударом ножа, то выстрелом.

— Ты обращался в больницу?

— Больницы переполнены ранеными. Я отправился в гостиницу, где прямо на глазах у одного из старых приятелей адмирала упал, потеряв сознание. Он-то и отвез меня на корабль, направлявшийся в Дувр… А теперь всего лишь один вопрос: что заставило тебя написать последнее письмо?

Такого Татьяна не ожидала. Она-то думала, что Лукас спросит ее о поцелуе или о том, почему она оказалась в Сомерли, хотя писала, что собирается в Лондон.

— Дело в том, что… — начала она, не зная, что сказать дальше. В ее голове промелькнула дюжина вполне правдоподобных вариантов ответа. Она все еще не могла решить, на каком из них остановиться… — Видите ли, у вашей матушки возникли кое-какие подозрения относительно того, что я будто бы… добиваюсь вашей благосклонности.

— И эти подозрения оправданны?

— Нет! — с неожиданной горячностью воскликнула Татьяна. — Я сказала ей, что ничего подобного у меня и в мыслях не было, но она назвала меня… всякими ужасными словами и, уезжая в Лондон, приказала оставаться здесь в компании конюхов, так как это, по се мнению, самое подходящее окружение для меня.