Гувернантка - Салли Лэннинг Страница 37

Другие женщины входили и выходили, болтая и смеясь. Через некоторое время Энн встала, подкрасила губы и направилась в заднюю часть дома, где грохотал рок, вспыхивали и гасли разноцветные огни. Пройдя в глубь комнаты, она увидела Джима, махавшего ей рукой.

– Искал вас везде! – крикнул он. – Даже в бальном зале. Как вам это понравится? Давайте танцевать.

Все было лучше, чем немое отчаяние, в тисках которого корчилась Энн. Поэтому она стала танцевать, с трудом двигая руками и ногами. Музыка гремела, и разговаривать было невозможно, что для Энн оказалось весьма кстати.

Когда гитары и ударные смолкли, Джим повел ее к буфетной стойке, уставленной изысканными кушаньями. Энн подносила ко рту креветку, когда заметила на другом конце комнаты широкие плечи Мартина. Она попыталась спрятаться за кем-то, но слишком поздно: он уже увидел ее. Энн могла бы снова сбежать в дамскую комнату, но упрямство и гордость заставили остаться на месте.

Мартин подошел к ней; даже в полутьме было видно, что он кипит от негодования.

– Где, черт возьми, ты была? – прошипел он.

– Танцевала с Джимом. – Который, как она заметила, увлеченно поедал ананас, словно Мартина и не существовало.

– Пора бы тебе потанцевать со мной.

– Я так не думаю, Мартин. Возможно, ты и одеваешь меня, но я тебе не принадлежу.

Дыхание со свистом вырывалось из его груди.

– Я дважды танцевал с Келли. Я танцевал с ее матерью, что было незабываемым опытом. Я танцевал с матерью Джима и двумя его сестрами. А теперь я потанцую с тобой.

– Я не хочу с тобой танцевать!

Он взял ее под руку.

– Обсудим это где-нибудь в другом месте.

Мгновение Энн одолевало желание устроить сцену – возможно, от этого ей стало бы легче. Но Лоутоны принимали ее с таким радушием, и Джим был добр к ней на свой манер – они не заслужили от нее такой черной неблагодарности.

– Отпусти меня, – попросила Энн. – Я пойду по собственной воле или не пойду вообще.

Мартин с невольным восхищением посмотрел на нее.

– Ты не в духе. Но я исправлю тебе настроение.

Он медленно провел руками от ее плеч до запястий. Легонько сжав пальцы одной руки, Мартин поднес их к губам и поцеловал каждый в отдельности. Энн словно приросла к месту, ярость и желание боролись в ней. Наконец она вырвала руку и бросила Джиму:

– Я вернусь! Очень скоро!

Энн зашагала по танцевальной площадке, но, прежде чем дошла до ее края, вновь зазвучала музыка. Она резко повернулась к Мартину.

– Ты хотел танцевать. Давай потанцуем.

Музыка грохотала в такт биению сердца, она отдалась ее ритму, в чувственном движении забыв обо всякой осторожности. Энн танцевала так, как никогда в жизни, ее глаза сверкали, тело извивалось, щеки раскраснелись отнюдь не только из-за танца. Мартин не отрывал от нее взгляда. При последних аккордах он закружил ее, а затем, обняв, крепко поцеловал в губы. Энн, со всей страстью ответившая на поцелуй, словно издалека услышала восторженный свист. Мартин резко отстранился.

– На виду у публики, – сказал он. – Очень плохо.

Он снова держал себя в руках и владел ситуацией. В то время как Энн стала вдруг безвольной, как тряпичная кукла. Срывающимся голосом она сказала:

– Ты доволен? Ты получил свой танец. А теперь ступай обратно к Келли.

– А что, если я не хочу?

– Я думаю, хочешь… Знаю, что хочешь. Как бы то ни было, позволь объяснить тебе кое-что. – Она глубоко вздохнула, мечтая только о том, чтобы все это поскорее закончилось. – Я не вторая женщина Мартина Крейна. И никогда ею не буду.

Ледяным тоном Мартин спросил ее:

– Ты говоришь мне правду, Энн? Подумай как следует, прежде чем ответить.

Он давал ей шанс, а у нее не было выбора. Потому что она была беременна его ребенком.

– Да, это правда, – ровным голосом сказала Энн. – Завтра я скажу Тори, что ухожу, и при первой же возможности сделаю это.

– Прекрасно, – сказал Мартин, повернулся на каблуках и сквозь толпу пошел к выходу.

Энн, окаменев, смотрела ему вслед. На этот раз Мартин не вернется. Он отправится к Келли, которая встретит его с распростертыми объятиями. Я сделала это. Ну и место же я выбрала, чтобы разбить себе сердце!

Зазвучала следующая мелодия, и Энн устремилась в дамскую комнату, на этот раз чтобы отыскать свою сумочку и посмотреть, хватит ли ей денег на такси до дома Мартина. Давно надо было уйти. А завтра она начнет новую жизнь. Она сможет. Она ведь известна своей храбростью, не так ли?

Прошло пятнадцать минут. Чувствуя себя постаревшей на десять лет, Энн заставила себя встать. Через двенадцать часов она вернется в свою квартиру, а через неделю, если повезет, будет на пути в Олбани.

С бледным лицом она вернулась туда, где звучали смех, музыка, шум голосов. Лоутоны должны быть довольны: вечеринка удалась. Осталось только найти телефон – и ее здесь не будет.

– Эй, – окликнул ее Джим, – вы не меня ищете?

– Джим, не могли бы вы вызвать мне такси? – спросила она с прямотой отчаяния. – Я… У меня разболелась голова. Но я не хочу, чтобы Мартин знал, что я ухожу.

– О, – небрежно бросил Джим, – с этим проблем не будет. Они с Келли только что уехали. К ней в отель – кажется, так она сказала.

На какое-то жуткое мгновение комната поплыла у нее перед глазами. Нет, я не упаду в обморок, с яростью сказала себе Энн. Цепляясь за единственное, о чем помнила, она взмолилась:

– Такси, Джим? Пожалуйста?

– Конечно… Вы действительно неважно выглядите. Но вы ведь не будете возражать, если я останусь здесь?

– Конечно нет, – покачала она головой.

Призвав на помощь все свое самообладание, Энн достойно распрощалась с хозяевами и позволила Джиму проводить ее под зонтом до такси. Дождь лил как из ведра, порывы ветра сбивали с ног. Энн забралась в машину, ее провожатый захлопнул дверцу. Дав водителю адрес Мартина, она откинулась на спинку сиденья. Она изо всех сил старалась не думать о том, чем сейчас занимается Мартин. И Келли.

Через несколько минут Энн, придерживая подол платья, чтобы не споткнуться, взлетела вверх по лестнице. Дороти уже улеглась. Тори тоже спала, разбросав по одеялу несколько книжек и Плаша. Энн застыла на пороге ее комнаты. Это последняя ночь, когда она может вот так стоять, прислушиваясь к ровному дыханию девочки, чью жизнь она спасла и которая в свою очередь совершенно изменила ее жизнь.

Энн заставила себя повернуться и пошла в свою комнату. Джинсы и рубашка, что были на ней днем, все еще лежали на кровати. Привычная одежда. Одежда, которую отныне она будет носить всегда. Энн сняла босоножки и потянулась к молнии на платье, чтобы поскорее сбросить его – как и все, что оно олицетворяло. Через пару минут, уже переодевшись, она вынула шпильки из волос и, тряхнув головой, принялась яростно расчесывать их. Изумрудные серьги уже валялись на туалетном столике, а вот кулон опять ее подвел – застежка не слушалась пальцев.