Пляжный клуб - Элин Хильдебранд Страница 37

Зябко поежившись, Мак выдохнул струйку пара.

– Хм.

В иных обстоятельствах он бы, пожалуй, рассердился на Марибель за то, что подталкивает его с решением, но Андреа тоже не осталась в стороне. Мак рассказал ей про звонок Дэвида Прингла и про ферму, упомянул, что есть вариант поговорить с Биллом о процентах с прибыли, и та удивилась: «Странно, что он сам тебе этого не предложил».

– Я пока с ним не разговаривал. Мне надо все обдумать.

– Но Дэвид ждет твоего решения насчет фермы.

– Да, я понимаю, Марибель, – сказал Мак. – Однако до осени еще есть время.

– Когда ты скажешь Биллу про проценты с прибыли, сразу все станет ясно. Если он согласится, то ты продашь ферму, если нет – займешься ей сам.

– Ничего не ясно, – возразил Мак, мысленно отметив, что у Марибель и у остальных все действительно просто. – Я вообще не знаю, хочу ли заниматься фермой. И не знаю, хочу ли ее продавать.

Марибель отдернула руку.

– Незнайка из Страны чудес, – буркнула она.

Она явно пыталась его поддеть, вызвать на откровенность, но Мак не поддался. Да, она права. Он многого не знает. К примеру, не знает, как можно любить сразу двух женщин. А разве в прошлом году было иначе? И годом раньше? Почему именно теперь это так его тяготит? Кризис среднего возраста? Поделиться сомнениями с Биллом? Нет, он однолюб, и сколько бы ни читал стихов, ему все равно не понять, как это можно любить сразу двух.

Подошла к концу первая неделя пребывания Андреа на острове, и Мак, по своему обыкновению, отправился к Лейси Гарднер на воскресный ужин.

– Тебе что налить, любезный? – обратилась к нему Лейси. – «Мишлоб» или «Дьюарс»?

– Люблю их в равной степени, – сболтнул Мак.

Лейси внимательно посмотрела на него и уточнила:

– Так, может, налить и того и другого для разнообразия?

– Извини, – очнулся Мак. – Буду пиво. Хотя нет, пожалуй, что-то покрепче.

– Ох-ох-ох, – протянула Лейси. – У тебя что-то стряслось?

– Да, кое-что, – ответил Мак, опускаясь на диван.

Так уж у них повелось, что этот воскресный ужин вдвоем – событие неформальное. Посидят, пропустят по коктейльчику, перехватят бутерброд или кусок холодного мясного хлеба. По случаю Лейси могла разогреть жаркое из меч-рыбы.

– Насколько серьезно? – спросила Лейси.

– Серьезнее некуда, – ответил он. – Любовь и работа.

– Бывает и хуже, – не согласилась Лейси. – Самое главное – здоровье. Если все в норме, то и мы в порядке, ведь так?

– С этим не поспоришь, – кивнул Мак, подумав про Джеймса. – Ну а как же тогда любовь и деньги? Второе и третье?

– Определенно, в первой десятке. – Протянув Маку бокал, Лейси опустилась в любимое кожаное кресло. Она всегда наряжалась, готовясь к встрече с Маком. Сегодня на ней был ярко-синий брючный костюм с сувенирной золотой брошью, на которой красовалось название острова. Седые волосы лежали благородными пышными волнами.

– Сегодня ты великолепна как никогда, – заметил Мак.

Лейси небрежно отмахнулась:

– Знаешь, для чего я тебя приглашаю? Ты льстишь моему самолюбию. Ну, с чего начнем?

Мак пригубил «Дьюарс».

– Я подумываю попросить у Билла процент с прибыли.

– Ты разговариваешь со старейшей из женщин, – напомнила Лейси. – Что значит «процент с прибыли»? Какое-то выражение из восьмидесятых.

– Это значит, что я буду получать некоторую долю с дохода. То есть моя зарплата будет зависеть от того, насколько хорошо идут дела. А как известно, дела идут очень неплохо.

Лейси кивнула.

– А что получит Билл? Отдав тебе процент?

– Я буду доволен и продолжу работать, – ответил Мак.

– А сейчас ты не доволен? Вот это новость. И будь уверен, очень многие удивятся, если ее услышат.

– С одной стороны, я доволен, а с другой – мне уже тридцать лет.

– А мне восемьдесят восемь, – бросила Лейси, наставив на него указательный палец.

– Дома кое-что поменялось, – продолжил Мак. – В Айове. Человек, который заправлял делами на отцовской ферме, уходит на пенсию, и адвокат посоветовал продать ферму или заняться ей самому.

– А я думала, ты завязал с Айовой, – произнесла Лейси.

– На меня записано пять сотен акров земли. Рано или поздно надо возвращаться.

– Да, это довод в пользу Айовы, – сказала Лейси. – А какой довод в пользу Нантакета?

– Здесь хорошо.

– С этим не поспоришь. Летний Нантакет. Другого такого райского местечка и не сыщется.

– Если Билл поделится прибылью, мне будет легче остаться. Я буду ощущать большую ответственность, относиться к отелю по-хозяйски.

– А я думала, ты избегаешь ответственности, – сказала Лейси.

– Когда-то надо же взрослеть.

– Ты, конечно, можешь начать разговор о процентах, кто тебя остановит, но имей в виду: коль скоро у тебя есть свои причины, у Билла тоже найдутся причины для того или иного ответа.

Мысленно Мак уже прокрутил варианты, как Билл воспримет его предложение. Мак надеялся, что он попросту скажет: «Ну конечно, нам надо делиться, я и сам об этом думал». Или он может отказать без объяснения причин, заявив: «Мне надо поразмыслить. Я проведу подсчеты и сообщу тебе о своем решении». Самое страшное, что может произойти, – это молчание, если Билл нахмурится и уйдет в себя, оскорбившись, что Мак претендует на долю его бизнеса.

– Поживем – увидим, – пробормотал Мак.

– Ну а что на личном фронте? – поинтересовалась Лейси. – Выпьем еще?

Мак покатал льдинки в бокале.

– Я приготовлю, – сказал он и ретировался на кухню. Разлил напитки, разбавив свой виски приличным количеством питьевой воды. – Ну, в общем… приехала Андреа.

– Джеймс при ней? – спросила Лейси. – Как он, получше?

В то утро Мак помог Джеймсу впервые побриться. В начале для наглядности порезал бритвой свой палец и подождал, когда выступят капельки крови, чтобы Джеймс понял: лезвие – это опасная вещь. Затем намылил пеной лицо себе и Джеймсу. Увидев себя в зеркале, мальчишка принялся хихикать.

– Санта-Клаус! – произнес Джеймс. Коснулся пальцами крема, лизнул. Скорчил рожу и сплюнул в раковину.

– Точно, – согласился Мак. – Когда напенишь лицо, ты похож на Санта-Клауса.

– Напенишь лицо, напенишь лицо! – восклицал Джеймс.

Мак снял бритвой ровную полоску пены от щеки до подбородка и промыл лезвие. Затем зашел Джеймсу за спину и сказал: «А теперь я сделаю то же самое тебе». Мальчик вскинул руки, схватился за лицо и завопил, ерзая на стуле: «Кровь! Кровь!»