Серебряная богиня - Джудит Крэнц Страница 37

Любящий тебя Жан-Марк.

Пораженная Изабель показала записку Анабель.

— Ma cherie, вы хоть что-нибудь понимаете во всем этом?

— Рэм? Ничего не понимаю. При чем же здесь Рэм? Если бы Жан-Марк поссорился с Дэзи, то меня ничуть не удивило бы исчезновение бедняжки, но — Рэм?

— Я намерена расспросить его, — сказала Изабелль озабоченно, и они с Анабель направились по дому искать Рэма.

* * *

В тот день перед ленчем Дэзи, прихватив альбом для эскизов, отправилась в одно из своих любимых потайных мест — благоуханную эвкалиптовую рощу, откуда открывался приятный вид на фермерский домик и где вся земля была густо усыпана опавшими листьями, образовавшими толстый, мягкий ковер. Она пребывала в приятной сладостной истоме после вчерашнего ночного триумфа, и ей не хотелось приниматься за работу. Вместо этого она растянулась на ковре из листьев и крепко проспала несколько часов. Ее разбудил звук шагов, доносившихся с лесной тропинки. Заинтересовавшись, кто бы это мог быть, она выглянула из своего укрытия и увидела шедшего быстрым шагом Рэма.

— Рэм, я здесь, — сонным голосом позвала она.

Рэм вошел в рощу и, не здороваясь, остановился прямо перед ней. Дэзи взглянула на него и рассмеялась:

— Если ты пришел полюбоваться видом отсюда, то как раз загородил его мне, а сам стоишь к нему спиной.

Рэм опустился на листья рядом с ней и молча, грубо вырвал альбом у нее из рук. Потом он схватил ее любимые карандаши, переломил каждый пополам и отбросил обломки далеко в сторону. Дэзи молча, с удивлением следила за ним.

— Я выгнал Жан-Марка прочь, так что можешь больше не выпендриваться перед ним, как грязная шлюшка! — почти прошипел Рэм сдавленным голосом. — Это представление вчерашней ночью было последней каплей. Я в жизни не видел такого отвратительного, непристойного зрелища: ты вешалась на шею каждому встречному рыбаку, каждому матросу, каждому проклятому фермеру. Они, должно быть, считают тебя местной вертихвосткой!

— Что?! — Дэзи не могла взять в толк, о чем он говорит.

— И не думай притворяться, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Разоделась в пух и прах и прижималась ко всем здешним болванам, к каждому… да еще всеми частями тела! А что касается твоего бесценного Жан-Марка, то я сказал ему: «Может быть, у вас во Франции и принято, приехав в гости, соблазнять дочь хозяйки дома, но, по моему мнению, только грязная развратная свинья способна на подобную низость!»

— Соблазнять? Да ты с ума сошел! О господи, Рэм, я только позволила ему поцеловать себя в щеку, клянусь тебе. Он такой забавный, и не более того. Как ты мог подумать, что он может быть моим любовником? Ты все испортил, — сказала Дэзи, негодующе глядя на Рэма. Удивление и возмущение звенели в ее голосе. — Рэм, посмотри на меня, — приказала Дэзи. — Неужели по моему лицу не видно, что я не лгу?

Она протянула руку и попыталась, взяв его за подбородок, развернуть его лицом к себе, но от ее прикосновения он отпрянул, издав какой-то животный, протестующий звук.

— Нет, Рэм, это несправедливо! — воскликнула Дэзи и без всякой задней мысли, вполне невинно, просто чтобы прогнать обиженное выражение с обожаемого ею и сейчас такого угрюмого лица, крепко поцеловала Рэма прямо в плотно сжатые губы. Но этот ее поступок лишил его рассудка. Застонав, он обнял ее и зарылся лицом в ее волосы. Он покрывал их поцелуями, не пропуская ни единого локона, охваченный долго подавляемыми чувствами, в которых гнев мешался с желанием. Какое-то время он избегал целовать ее в губы, но жаркая волна похоти подтолкнула его к ее рту. Он сдался и набросился на ее губы с жадностью, с какой умирающий от жажды впивается в доставшийся ему сочный плод. Удивленная Дэзи невинно отвечала на его поцелуи, радуясь тому, что Рэм, которого она полюбила с первой их встречи и никогда не переставала любить, тот Рэм, который был тайным героем ее мечтаний, Рэм, у которого она безнадежно вымаливала улыбку или просто доброе слово, сейчас крепко обнимает ее, добр с нею, любит и целует ее.

Она бездумно отдалась во власть новых ощущений, покорно принимая исполнение смутных желаний, мучивших ее многие годы. Дэзи, никогда прежде ни с кем не целовавшаяся в губы, теперь открывала для себя сладость прикосновения мужских губ, шершавость бритых щек, твердость зубов, свежую влажность языка. Она отвечала на его поцелуи с такой страстью, будто каждый из них способен был вернуть ее к прежней беспечной, шумной, счастливой жизни, перенести назад в беззаботное прошлое.

Объятия и поцелуи Рэма настолько погрузили Дэзи в счастливые переживания, что она не заметила, как он расстегнул пуговицы ее тонкой блузки, пока не ощутила прикосновение его губ к соскам грудей. Ощущение его губ на этих чувствительных бугорках было столь незнакомым и восхитительным, что на глаза ей навернулись слезы. Дэзи, прежде не знавшая более высокого физического наслаждения, чем скакать на лошади ранним ясным утром, испытала всю силу охватившего ее желания, которого она никогда до этого не испытывала. Ее бледно-розовые соски темнели, становясь все тверже, пока он, держа ее груди обеими руками, целовал их, и она, откинув назад голову, целиком отдалась прикосновениям его губ и пальцев, ощущая его волосы на своих плечах, ничего не слыша, ничего не видя, превратившись в существо, у которого из всех чувств осталась лишь способность к осязанию. Она была ошеломлена, почти парализована всплесками желания, они пронизывали, словно электричество, все ее тело, но неожиданно очнулась, поняв, что Рэм неумело возится с поясом ее шорт, пытаясь снять их с нее. Она попробовала было оттолкнуть его, но Рэм приложил все силы, чтобы справиться с внезапно охватившим ее страхом и запоздалым осознанием происходящего. Она боролась с ним, терзаемая недоуменными мыслями, проносившимися в ее мозгу. Что происходит? Как это могло случиться? Что будет дальше? Но очень скоро, несмотря на все ее сопротивление, она оказалась полностью обнаженной, и ее бело-коричневое тело предстало перед ним во всей своей красоте.

— Нет! Нет! — умоляла она. — Пожалуйста, не надо!

Но Рэм оставался глух к ее мольбам. В его лице появилось нечто нечеловеческое, безжалостное; профиль напоминал острие занесенного для удара копья, когда он склонился над распростертым телом. Ничто не могло остановить его в ту минуту. Ослепленный страстью, он широко раздвинул ее ноги, торопливо нащупал вожделенное отверстие и грубо овладел ею, разрывая нежную девственную плоть, готовый либо взять ее немедленно, либо тут же умереть от неудовлетворенного желания.

Мозг Дэзи отказывался что-либо понимать. Красно-бело-черные молнии проносились перед ее зажмуренными глазами, словно напоминание о вчерашнем фейерверке. Она лежала, пытаясь в нечленораздельных звуках выразить бешеный протест против происходящего, но в то же время прижимала к себе его дергавшееся тело. Ведь этот жестокий незнакомец, терзавший ее, был не кто иной, как Рэм, ее любимый, ненаглядный Рэм, и сознание этого было единственным, что хоть немного успокаивало ее, не позволяло лишиться рассудка.

Все кончилось, и теперь уже Рэм рыдал, лежа рядом с ней, а Дэзи обнимала и успокаивала его, целуя темноволосую голову брата и приговаривая: «Все хорошо, все хорошо». Она продолжала цепляться за него, как потерпевший кораблекрушение хватается за обломки погибшего корабля. Эвкалиптовые листья кололи ей спину, впервые в жизни ее ноздри вдыхали острый запах мужского пота, смешанного с запахом спермы, по ее ногам струилась кровь, и она промокала ее листками шершавой бумаги из разорванного альбома. Дэзи взглянула на Рэма, прятавшего лицо, уткнувшись в ее подмышку, и темное пламя свернуло в ее глазах. Она инстинктивно старалась утешить его, но ее собственную душу переполняли незнакомые мрачные чувства, столь непохожие на привычные ясные и чистые представления о жизни. Разбуженное физическое желание мешалось в ней с мучительным чувством стыда, которого ей не приходилось испытывать прежде. Душа и тело нестерпимо ныли от боли и обиды. Ей ужасно хотелось кричать, кусаться, царапаться, наконец, просто бежать отсюда куда глаза глядят. Она страстно желала всего на один час вернуться в прошлое, но ясно сознавала, что назад возврата нет.