Не горюй! - Мэриан Кайз Страница 37

Джеймс наверняка сейчас беззаботно живет со своей новой женщиной на каком-нибудь экзотическом курорте. Пьет вино из ее туфельки. Жизнь его проходит под аккомпанемент хлопков пробок от шампанского, фейерверка и музыки, среди счастливых людей в праздничных нарядах, танцующих танго.

Я не сомневалась, что, пока я мерзну в Ирландии, он греется на берегу Карибского моря, на дорогом курорте, где его обслуживают четырнадцать слуг и где у него есть бассейн, в котором плавают цветочные лепестки.

— Господи, — вздохнула я.

Я никак не ожидала, что буду так себя чувствовать. Что же делать мне?..

В комнату вошла мама с огромной стопкой только что выглаженного белья в руках.

— Что с тобой? — спросила она при виде моего бледного, несчастного лица.

— Я звонила Джеймсу, — призналась я и расплакалась.

— О господи. — Мама положила стопку белья на кресло, потом подошла и села рядом со мной. — Что он сказал? — спросила она.

— Ничего, — прорыдала я. — Его нет. Готова поспорить, он уехал в отпуск с этой толстой сукой! Уверена, они летели первым классом. И не сомневаюсь, что у них в ванной есть джакузи…

Мама обняла меня, и немного погодя я перестала рыдать.

— Хочешь, помогу тебе убрать белье? — спросила я, шмыгая носом.

Вот тут она забеспокоилась всерьез.

— Ты в порядке? — озабоченно спросила она.

— Да, — ответила я, — все нормально.

— Ты уверена? — все еще беспокоилась она.

— Уверена, — подтвердила я уже несколько раздраженно.

«Мне надо привыкать расстраиваться, — решила я. — Потому что теперь это будет случаться постоянно. По крайней мере, до тех пор, пока я окончательно не смирюсь с мыслью, что с Джеймсом все кончено».

Ладно, сейчас я чувствую себя ужасно — обиженной и брошенной. Но со временем мне уже не будет так больно. Значит, просто надо на недельку залечь в койку. А в понедельник я ему снова позвоню. Как раз самое удачное время, чтобы поговорить! Он должен будет чувствовать себя несчастным, потому что пришлось вернуться к работе, отпуск в прошлом, да еще не удалось выспаться после перелета.

Я старалась взбодрить себя мыслью, что обрадуюсь, если ему будет плохо.

А если я не буду все время думать об этом, все как-нибудь утрясется.

— Ладно, мам, — сказала я, — давай разложим это белье по шкафам.

Я решительно направилась к стопке свежевыглаженного белья на стуле. Мама опасливо смотрела, как я начала быстро сортировать белье.

— Я положу это в шкаф к Анне, — сказала я, взяв одну стопку.

— Но… — начала мама.

— Никаких «но», — ласкова сказала я ей.

— Но, Клэр… — забеспокоилась она.

— Мам, — настаивала я, тронутая ее заботой, но решив взять себя в руки и быть послушной дочерью, — со мной все в порядке.

Я вышла из ее комнаты и направилась к Анне.

Дверь за мной захлопнулась, поэтому ее голос донесся до меня приглушенно:

— Клэр! Ради всего святого, как я объясню твоему отцу, почему его трусы оказались в шкафу Анны?

Я как раз стояла на коленях у выдвинутого ящика в комнате Анны.

Разве я положила туда отцовские трусы?

Положила.

Мне стало ясно, что лучше их оттуда убрать. Так как нельзя надеяться, что Анна заметит что-то необычное в своем ящике и не наденет огромные семейные трусы отца.

Разумеется, если она вообще меняет белье. Или, если подумать, носит трусы…

Я припомнила, как она однажды распространялась насчет белья, считая его формой фашизма. Эти туманные рассуждения о том. что тело должно дышать — вентилироваться, так сказать, — навели меня на мысль, что белье вовсе не является необходимым атрибутом в жизни Анны.

Тяжко вздохнув, я собрала трусы и сложила их в стопку.