Гориллы в зелени - Ольга Кентон Страница 37

— К лучшему… к лучшему, — повторяла я про себя, как заклинания, боясь того, что ожидает меня впереди.

— Маш, напиши адрес, я приеду. Дождись меня там в любом случае.

— Хорошо.

Я отправила по смс адрес больницы, возле которой как раз остановилось мое такси. Я выскочила из него. Вбежала в приемную.

— Здравствуйте, скажите, где Даниил Германов?

— Вы кто? — спокойно спросила девушка.

— Я Маша, я с вами разговаривала. Мария Ульянова, я ему очень близкая подруга.

— Невеста?

— Ну… да, — соврала я почти.

— Ваш друг сейчас в реанимации, ему делают операцию.

— Господи, что с ним?

— Не знаю, это вы у врача спросите, когда он закончит.

— Понятно.

— Тут вещи его лежат, будете забирать?

— Да… наверное. — Я посмотрела на стоящий весь в грязи чемодан и только тут поняла, что они ничего не говорят про Настю. — А Настя, что с ней? Что с девушкой, которая с ним была?

— …Она умерла.

— Что? Она же… ребенок, у нее же ребенок…

— Мне жаль. У вас есть паспорт?

Я машинально открыла сумочку. Достала паспорт и протянула его девушке.

Она заполнила какой-то бланк и протянула его мне.

— Вот тут распишитесь.

— Возьмите, — и девушка протянула мне два мобильных телефона, один Настин, другой Дани, джинсовую куртку и чемодан.

— А одежда молодого человека?

— Ее выбросили, она вся порвана.

Я развернулась и уже хотела пойти сесть в кресло, но девушка остановила меня:

— Вы знаете, у нас проблема.

— Какая?

— У вашего друга заканчивается медицинская страховка.

— Как заканчивается?

— Сегодня последний день.

— Что это значит?

— Операцию ему сделают, а вот уход и дальнейшее пребывание в больнице…

— Вы же не выбросите его на улицу!

— Нет, но, скорее всего, его переведут в обычную городскую больницу.

— Как? Да, там же никто за ним смотреть не будет.

— Ну почему же, ведь и там лечат.

— Черт, я все оплачу. Или давайте я продлю контракт.

— Контракт заключается единовременно на год, потом нужно заключать новый. Новый контракт нужно будет полностью оплатить.

— Хорошо. А если я заключу его?

— Тогда клиентом будете вы, а не ваш друг.

— А от его имени можно заключить?

— У вас есть доверенность?

— Нет.

— Вам нужно оформить доверенность…

— Как я оформлю, девушка? Вы же сами понимаете, что это невозможно, он там в операционной!

— Я понимаю, тогда остается другой вариант. По правилам клиники, счета клиента могут оплачивать третьи лица. Вы сможете оплачивать наши услуги, оказываемые вашему другу?

— Да, конечно!

— Тогда я подготовлю для вас необходимые документы. Можете пока присесть.

Я отошла от стойки и села в кресло. Прошел, наверное, еще час. Точно так же, как я, в приемную вбежала Диана.

— Маш, ну что?

— Дане делают операцию, а Настя… — я не смогла это выговорить.

Диана поняла все без слов. Она обняла меня за голову, прошептав: «Ужас».

В этот момент в приемную вошла пожилая женщина с седыми волосами в легком плаще коричневого цвета. Она сняла темные солнечные очки с лица и медленно, словно каждый шаг давался ей с трудом, подошла к стойке и что-то спросила у девушки. Та ответила и указала на нас с Дианой. Женщина обернулась, я увидела ее бледное исхудавшее лицо. На нем были боль и отчаяние. Женщина, которая только секунду назад вошла, гордо держа спину, в одночасье сгорбилась и словно сломалась.

— С вами все в порядке? — спросила медсестра. — Может быть, дать лекарство?

— Нет, спасибо, — ответила женщина и, с трудом улыбаясь, направилась к нам. По ее морщинистому лицу текли слезы, которые она даже не пыталась вытереть. Я вглядывалась в эту женщину, но не могла понять, кто она.

— Девочки, — сказала женщина. — Вы подруги Насти?

— Да, — ответили мы с Дианой.

— Я ее бабушка. Меня зовут Любовь Александровна.

Мы молчали и смотрели на эту женщину. «Боже, ведь это ее бабушка, та самая знаменитая балерина, о холодности которой Настя говорила с таким сожалением». А мне показалось, что сейчас в мире не было человека более теплого и переживающего Настин уход, чем эта женщина.

— Извините, мы не знали, — сказала Диана. — Нам очень жаль.

— Она позвонила мне вчера, сказала, что приезжает, что у нее какая-то хорошая новость для меня. Вы не знаете, какая?

— Не знаю, — соврала я, но тут Диана чуть меня не выдала:

— Она же…

— А, да, — перебила я Диану, — она наверняка имела в виду, что ей дали отпуск. Вы же знаете, как сложно моделям взять отпуск.

— Да, наверное, — сказала Любовь Александровна.

— А как вы узнали? — спросила я.

— Мне позвонили, у Насти всегда был записан мой телефон на документах.

— Тут ее вещи, — я показала чемодан. — Мы вам поможем все довезти.

— Спасибо.

Женщина села рядом с нами. Я взяла Настину куртку, она была изорвана. Я увидела, как из нагрудного кармана торчит какой-то клочок бумаги. Я его аккуратно достала. Это был результат УЗИ, я мельком взглянула на него, увидела лишь дату.

— Что это? — спросила бабушка Насти.

— Счет за парковку, — сказала я и смяла бумажку в руке. Зачем этой бедной женщине знать, что сегодня она потеряла не только внучку, но и будущего правнука.

Я протянула ей куртку. Любовь Александровна взяла ее и стала гладить, повторяя одни и те же слова: «Моя девочка, моя девочка…»

— Вы знаете, мы с Настей не были близкими, как это представляют себе люди, говоря о бабушке и внучке. Но она была для меня самым дорогим мне человеком. Я потеряла ее мать очень рано…

— Боже! — ужаснулась я. — Злой рок.

— Нет, нет. — Рука женщины легла на мою ладонь и стала медленно ее гладить, словно она успокаивала меня, а не себя. — Вы меня неправильно поняли. Ее мать не умерла, она просто уехала. Она была очень красивой женщиной, знаете, такая завораживающая красота, поэтому мужчины всегда на нее обращали внимание. И когда Насте было три года, ее мама снова вышла замуж. За американца. Она была балериной, так же как и я когда-то. И вот представляете, возвращаюсь я однажды домой после выступления и застаю у себя в гостях дочь и внучку, вижу, в гостиной стоят чемоданы, Настины игрушки вываливаются из набитых пакетов, обувь разбросана на полу, деньги на тумбочке. И тут Ирина, ее мать, говорит мне: «Мама, мы к тебе ненадолго погостить, примешь?» Конечно, я не могла отказать. А утром я нашла записку — одна только фраза: «Пожалуйста, позаботься о Насте». Целый год мы не получали от нее ни одного письма, звонка. Она объявилась только под Новый год, позвонила поздравить, заодно сообщила, что вышла замуж, живет и работает в Нью-Йорке и в Союз уже не вернется. Настин отец тоже пытался принимать минимальное участие в ее жизни, но его больше интересовал алкоголь, который со временем и поставил точку в его жизни. Так Настя и росла на моих руках, постоянно со мной ездила по гастролям, но к балету почему-то сильной любви не испытывала. Ей больше нравилось примерять красивые пачки и прохаживаться в них по сцене, поэтому, когда ей предложили в четырнадцать лет контракт с модельным агентством, я не удивилась, что она согласилась, и отпустила ее в Париж. Можно сказать, что с этого возраста она живет самостоятельной жизнью. Наверное, это моя ошибка, что я так легко отпустила ее, надо было удержать… — и при этих словах Любовь Александровна сильно расплакалась.