За облаками – солнце - Елена Чалова Страница 37

Лара закрыла глаза. Дом, у нее будет загородный дом, белый… нет, что-нибудь в стиле классической подмосковной усадьбы. Или лучше темный камень, отделанный деревом? Надо посмотреть, какие есть предложения на рынке. Игорь всецело доверится ее вкусу, тут она не сомневалась. Будет прислуга – не сможет же она обихаживать такой дом одна.

Придется научиться водить, шофер – это большой расход, да и прикольно будет крутить руль чего-нибудь симпатичного, жизнеутверждающе-желтого цвета. И платья, у нее будет много платьев, чтобы ходить на приемы, коктейли и наносить светские визиты. Салон красоты, пожалуй, можно оставить тот же… хотя их сейчас так много, вдруг есть еще лучше?

С Игорем проблем не будет, потому что он сознательно идет на этот брак. Да и Лара успела неплохо изучить его за время знакомства. Она прекрасно представляет, как его нужно кормить, что он любит и что не очень, но все равно будет есть, потому что полезно… за весом придется следить, он склонен к рыхлости. Стиль в одежде классический, в качестве хобби – спортзал и вечера с коллегами за картами, словно у них нет времени поговорить на работе. Выходные в Вене, Париже и где-то еще. Летний отдых на Маврикии… Игорь человек статусный, поэтому он должен показываться там, где престижно и модно бывать в этом году.

И будет пляж в Ницце и холодный коктейль в высоком бокале… Нужно приглядывать, чтобы Игорь не сгорел, ведь у него очень светлая кожа. Она вдруг вспомнила, как в самом начале знакомства он заявил им с Ниной, что любит рыжих и грудастых девок, и поняла, что на работе или еще где-нибудь у него обязательно будет именно такая – глупая крашеная кошка. Ну и что? Пусть развлекается, к браку это не имеет ровно никакого отношения и ее, Лару, совершенно не трогает.

«Нужно запретить ему называть меня Ларочкой, – подумала она. – Просто Лара. Сергуля зовет меня Ириской, но ведь это только он… Потому что тогда, давно, он говорил, что она самая сладкая и…» Лара отбросила несвоевременные мысли и вернулась к раздумьям о собственном имени. Надо образовать что-нибудь такое уменьшительно-ласковое. Хотя, может, и не надо.

Она и не заметила, как задремала, и очнулась уже на подъезде к домам, когда Сергей притормозил у шлагбаума и охрана сверяла номер со списком приглашенных гостей.

Собственно, называть дом Димона дачей было бы не совсем правильно. Над одним из озер сенежской системы поднимается пологим холмом некрутой бережок, создавая песчаную косу, с которой хорошо купаться. Лес, преимущественно сосновый, скрывает несколько рубленных из финской сосны домов – добротных, двухэтажных, с центральными коммуникациями, спутниковым телевидением и прочими удобствами. Здесь пролегают сухие, засыпанные сосновыми иглами дорожки, условные заборчики меж просторно стоящими домами, вертолетная площадка и неподалеку поселок, где живут местные, нанимающиеся «на дачи» прислугой. Сюда же ведет со стороны «материка» прилично асфальтированная дорога, перегороженная шлагбаумом, вдоль сетки, ограничивающей несколько гектаров леса, круглосуточно дежурит патруль.

Кроме того, тут имеются многочисленные качели, пинг-понговые столы, теннисные корты и волейбольная площадка, поле, на котором летом играют в футбол, а зимой заливают каток, и под окошком любого дома, если сойти с дорожки, можно собирать чернику и грибы. Отдельным зданием на берегу озера стоит рубленная по всем правилам баня, хотя во многих коттеджах есть и свои сауны.

Димон, устав в Москве таскать детей по врачам и лечить от затяжных насморков и аллергии, вывез как-то сюда семью на лето, а потом просто не стал их забирать. Дети у него еще маленькие – четыре мальчику и годик девочке, жена вторая, молодая (первая семья живет в Москве на вполне приличные алименты).

Лара расцеловалась с Викой, женой Димона. Их усадили за стол, потому что подошло уже время обеда. Потом все отдыхали, вечером мужчины пошли в баню, а Лара и Вика – к соседям, где для малышей устраивали праздник по случаю дня рождения маленькой девочки (наследницы немаленького состояния). Зона празднования была предусмотрительно поделена на две части: в одной – дети с боннами и нянями, клоуны и маленькие лошадки. В другой половине тусовалась взрослая, празднично наряженная часть общества, стояли столы с закусками и напитками и гремела музыка.

Странным образом эта тусовка напомнила Ларе недавний юбилей Газпрома. Возможно, причиной тому было повышенное содержание блондинок на единицу площади или стремление народа отметиться рядом с определенными людьми. Лара как-то не рассчитывала попасть на прием, а потому пришла в джинсах и курточке и старалась держаться поближе к детям, которые в силу малого возраста лишены пока были всяческих предрассудков и пачкались шоколадом, ревели и смеялись совершенно искренне и с удовольствием.

Четырехлетний Вадим скоро устал и раскапризничался. Лара подхватила его на руки и сказала, что они пойдут домой, там няня присмотрит за ним и маленькой Аней. Вика благодарно сжала ей руку и со счастливой улыбкой упорхнула к группке молодых мамаш и девиц, которые плотным кольцом окружили известного актера – томного, молодящегося мужика лет сорока, которому очень хотелось казаться тридцатилетним.

Лара с малышом вернулась в коттедж. Вадим обнимал ее за шею и что-то сбивчиво говорил про лошадку, на которой только что катался. Пахло от него по-младенчески сладко, и Лара, не вслушиваясь, поддакивала, получая удовольствие от этого нетяжелого человечка, который уже вытер перемазанные шоколадом губы о ее куртку и теперь накручивал на палец ее локоны, приговаривая, что «у лошадки грива длиннее, но у тебя мягче, и я тебе бантик подарю…».

Лара поднялась в детскую, помогла няне искупать детей, почитала Вадиму книжку и послушно полюбовалась страшненьким монстриком, которого малыш потянул с собой в кровать.

Уложив детей, она вернулась в комнату, отведенную им с Сергеем, включила было телевизор, но потом решила пройтись к озеру.

Лес уже потемнел, и меж сосен сгущались сумерки. Музыка и огни остались позади, впрочем, вдоль дорожки стояли не слишком яркие, но отчетливо видные фонари. Она вышла к воде и остановилась, глядя на стелющийся над гладью пар. Здесь вились неизбежные комары и слышались голоса птиц. На другом берегу мерцал огнями поселок, еще дальше – монастырь. Как-то они ездили на катере к островку, затерянному меж просторных озерных берегов. Там стоит маленькая деревянная церковь и живет одинокий монах. Он, говорят, дал обет молчания и, когда видит, что к берегу пристают лодки или катера, уходит в дом и крепко-накрепко запирает двери. Носит он черную длинную одежду и почти всегда опущенный на лицо капюшон. Местный люд, не в силах смириться с полным незнанием, кто такой этот таинственный монах, рассказывал про него всякое. Говорили, что он бывший авторитет и приехал сюда замаливать грехи, после того как ему было видение какой-то из убиенных им душ. Другие утверждали, что лицо мужчины изуродовано и потому он скрывает его и не хочет общаться с людьми. Якобы он спас из огня любимую девушку, то ли сразу после свадьбы, то ли накануне, а она, когда увидела, что лицо его пострадало от огня, сбежала к другому. А сегодня нянька в детской рассказала свежий вариант истории. Якобы отшельник этот – известный политик, большой человек. Так он вроде умер, удивилась Лара, услышав произнесенную шепотом фамилию. А вот и не умер! А принял постриг, и теперь здесь его место, потому что ему был глас Божий…