Замок на скале - Симона Вилар Страница 37

– Но против Якова Шотландского восстал весь род Черных Дугласов!

– Это не помешало большинству его сторонников впоследствии примкнуть к королю, и ныне глава дома Дугласов, сэр Джеймс, как изгой, живет в Англии, питаясь подачками с твоего стола. Будь же мужествен, брат. Генрих VI сам по себе ничто, но, пока он жив, сторонники Алой Розы не дадут тебе вздохнуть свободно.

Приводя свои доводы, Ричард понимал, что брату будет легче решиться, если кто-то разделит с ним ответственность, и он готов был это сделать, но отнюдь не из любви к старшему брату, а дабы укрепить на троне корни дома Йорков. К тому же, как ему было ведомо, – и здесь он лукавил, – в подобных случаях все равно вся ответственность ложится на короля. Блеску славы Эдуарда не помешает это пятно. Больше того, если их свяжет эта тайна, он, Ричард, сможет властвовать над братом, играя на его нечистой совести.

Беседа тянулась нескончаемо долго. Эдуард противился, но Ричард терпеливо и осторожно его увещевал, хотя и видел, что король давно готов к действию. Позже, когда ночь уже клонилась к рассвету, он выехал из Вестминстера и в сопровождении одного лишь сэра Джеймса Тиррела направился в сторону Тауэра. В руках у него был королевский мандат…

На другой день в Лондоне прошел слух, что Генрих Ланкастер скончался в Тауэре. Официально было объявлено, что несчастный король умер от меланхолии и расстройства, но по городу ползли толки, что Генриха нашли поутру с размозженной головой в часовне перед распятием.

Король Эдуард выглядел взвинченным и озабоченным и предпочитал проводить время в покоях королевы, ровный нрав и ласки которой действовали на него умиротворяюще. Ричард же, наоборот, все время оставался на людях, был весел, однако лицемерно вздыхал и крестился всякий раз, когда при нем поминали несчастного Генриха. Именно он распорядился, чтобы тело покойного короля было выставлено в соборе Святого Павла для всеобщего обозрения. Ланкастерцы должны были раз и навсегда убедиться, что им не за кого больше сражаться.

И это возымело свое действие. Смуты на Севере королевства утихли, мятеж Фокенберга пошел на убыль, и Глостер лично принял капитуляцию Бешеного Бастарда и его людей и осуществил необходимые репрессии, чтобы впредь неповадно было кому-либо поднимать меч против Белой Розы. Даже король Людовик XI наконец склонился к союзу с Эдуардом IV, прислав своих послов, которые заявили, что французский монарх готов на известных условиях выдать английскому венценосцу беглого графа Пемброка и юного Генри Тюдора. Эдуард призвал для совета брата, но Ричард, как оказалось, считал, что не стоит утруждать себя по столь ничтожному поводу, как Тюдоры. Эдуард, однако, придерживался иного мнения.

– Нельзя забывать, Дик, что этот мальчишка – потомок Ланкастеров. По женской линии его род восходит к Джону Гонту [27], а по мужской его отец был сводным братом Генриха VI.

Но Ричард лишь отпускал скабрезные остроты насчет того, что обе эти ветви имеют начало, не освященное церковью, и не стоит этого мальчишку принимать за подлинного Ланкастера. К тому же шпионы донесли Ричарду, что оба Тюдора – и дядя, и племянник – находятся вовсе не у короля Людовика, а у герцога Бретонского Франциска, и тот по праву считает их своей военной добычей, отнюдь не собираясь возвратить Франции.

Речи младшего брата успокаивали сердце короля.

Средний из братьев, Джордж Кларенс, получивший благодаря своей жене Изабелле Невиль почти все богатства покойного Уорвика, стал едва ли не могущественнейшим человеком в Англии. Он впал в непомерную гордыню, одевался в немыслимо пышные одежды, устраивал грандиозные, невиданные по роскоши пиры. При короле он держал себя дерзко и дошел до того, что стал поговаривать, что, если бы не любовь к брату, он отнюдь не предал бы Алую Розу и своего тестя Уорвика, а тогда Эдуарду едва ли удалось получить трон.

Король хмуро поглядывал на него в такие минуты, но, опьяненный сознанием своего величия, Кларенс не придавал значения этим взглядам. И лишь заметив, что поток почестей, титулов и пожалований пролился на Ричарда, а вовсе не на него, невольно опешил.

– Милорд, брат мой! – восклицал он, обращаясь к королю. – Вы сделали калеку Глостера констеблем, дали ему большое чемберленство Англии, сделали его главным судьей и стюардом герцогства Ланкастерского, да вдобавок еще и наградили титулом вице-короля Уэльса. Перечень ваших милостей, обрушившихся на беднягу Дика, не имеет границ, в то время как я, столько раз рисковавший жизнью ради вас лицом к лицу с Медведем Уорвиком, не удостоился ни одной мало-мальски пристойной награды!

Однако король лишь посмеивался, возражая, что Джорджу грешно жаловаться после того, как он сделался наследником Делателя Королей и самым богатым человеком в Англии.

– Милорд, это досталось мне лишь благодаря моему браку, в то же время от вас я не получил ни единой привилегии. И это тогда, когда Дик… Я не говорю уже об этих выскочках Вудвилях, которые буквально заполонили двор, так что достойным лордам и ступить некуда. Вся Англия возмущена тем, как вы обращаетесь с наследием древнейших родов, раздаривая его направо и налево наглым и низкородным родичам королевы…

– Довольно, Джордж! – прерывал брата Эдуард. – Я вполне сыт вашей жадностью и малодушием, как и вашими постоянными намеками на то, что короной я обязан именно вам. Не забывайте, что то же самое любил повторять и ваш тесть, герцог Уорвик, упокой, Господи, его грешную душу. И чем это кончилось? Вы же, любезный брат, решились на союз со мной, лишь когда поняли, что Уорвик после брака его младшей дочери с принцем Уэльским никогда и пальцем не пошевелит, чтобы посадить вас на трон.

Джордж, насупившись, глядел на короля.

– Не упускайте из виду, Нэд, что парламентский акт семидесятого года провозгласил меня наследником престола после Эдуарда Ланкастера! И разве сейчас, когда не осталось прямых потомков Ланкастеров, я не являюсь претендентом на трон?

Эдуард какое-то время в упор смотрел на брата, потом медлительно постучал себя пальцем по лбу и угрожающе усмехнулся.

– Говорят, тебя не так давно укусила за нос собачка. Порой мне кажется, что после этого ты несколько повредился рассудком. Бедный мой Джордж! Хотел бы я знать, как ты будешь выглядеть в глазах пэров в совете, когда внезапно объявишь, что и ты тоже Ланкастер.

Джордж удалился в бешенстве. Действительно, на носу у него оставался заметный шрам от укуса, который приходилось запудривать. В остальном же он был по-прежнему хорош собой, статен и не лишен обаяния. И, когда он разглядывал себя в зеркале, ему не раз приходило на ум, что с его подлинно королевской осанкой он нисколько не хуже Эдуарда выглядел бы на троне.