Ребенок от отчима - Анна Леманн Страница 37

— Новый? А дедушка уже там? — переспрашиваю, потому что дедуля и словом мне об этом не обмолвился.

— Да! Выбрал себе самую маленькую комнату, чтобы никого не стеснять, — Карим недовольно вздыхает. — Понимаю теперь, в кого ты такая… упрямая.

— Есть такое, — тяну довольно, а дальше разговор не вяжется до самой машины. Карим напряжённо молчит, а я не осмеливаюсь заговорить и прервать его мысли. — Домой? — спрашиваю его в тот момент, когда он загружает мою сумку в багажник.

— Не сразу, — он поджимает губы. — Ты хотела знать о моей жизни. Я готов, наконец, тебе всё рассказать. Поедем сейчас, — поворачивается ко мне с печальной улыбкой.

— Знаешь… я как-то смирилась уже с твоими тайнами. Так что не стоит, — произношу, глядючи ему прямо в глаза. — Правда.

— Нет, — подняв руку, дотрагивается до моей щеки, лаская. — Ты должна понять почему я так или иначе поступал. Почему принуждал твою мать, а потом тебя чуть на аборт не положил. Это важно, чтобы мы в будущем могли сосуществовать вместе.

— У тебя были весомые причины, — кидаю и он, словно очнувшись, убирает руку. — Я не настаиваю.

— Садись, — открывает мне дверцу машины, и я выполняю его просьбу, чувствуя какое-то напряжение.

Ощущение, что случится что-то страшное. Непонятная тревожность и паника накрывают меня, особенно когда он закрывает дверь.

— Катя, — зовёт меня Назар с водительского сиденья, пока Карим обходит машину. — Возьмите это! — протягивает пузырёк. — Успокоительное для босса. Но и для беременных тоже можно.

— Всё так ужасно? — спрашиваю, но ответить мне мужчина не успевает, потому что, обойдя машину, Карим садится с другой стороны от меня.

Быстро засовываю пузырёк в маленькую сумочку, где храню телефон, паспорт и наушники. 

— Куда мы едем? — интересуюсь у Карима, пока он пристёгивает мне ремень безопасности, дополнительно положив на живот небольшую подушку.

— Увидишь, — отвечает отец моей дочери, а затем, подняв руку, кладёт её мне на плечи и притягивает к себе. — Пока расскажи мне, как себя чувствуешь? Врачи не давали никаких рекомендаций, не вошедших в выписку? Может, тебе нужно что-то?

— Ну стандартное, — пожимаю плечами. — Больше гулять на свежем воздухе. Есть фрукты и витамины. Придерживаться диеты. А-а-а, сказали не нервничать, — закатываю глаза. — Будто это от меня зависит, а не от того, что вокруг происходит.

— Ну да! — тянет Карим, коротко рассмеявшись. — Но можно ведь жить в спокойной обстановке. И тогда ты будешь влиять на то, что происходит вокруг.

— Какой ты умный! — восклицаю шутливо. — А я-то не догадывалась! 

— Ну а вдруг, — смеётся в ответ, получив от меня дружеский толчок в плечо.

— Ты пытаешься отвлечься от того, что ждёт нас, когда мы доедем… Куда мы едем? — вопрос вылетает прежде, чем я успеваю подумать. И пожалеть об этом тысячу раз.

— А ты тоже неглупая, — посерьёзнев, отвечает он, пытаясь сохранить прежнее лицо. Но, увы! Изменения произошли и их почувствовал каждый. Даже Назар.

— Прости, — отвожу взгляд и остаток пути мы едем в тишине. Я смотрю в окно, Карим просто меня обнимает, думая о своём, а Назар ведёт машину.

Но даже сквозь молчание отца своего ребёнка я слышу его боль, страх и что-то ещё. Что-то ужаснее всех этих чувств. Что-то, что ломает людей на «До» и «После», оставляя от человека одну оболочку и видимость «жизни».

— Кладбище? — удивлённо спрашиваю, когда мы начинаем парковаться. — Мы приехали на кладбище, Карим?

— Ага.

— Ты… ты хочешь показать мне могилу своего ребёнка? Да? — догадываюсь, и это пугает ещё сильнее.

— Ага, — односложно отвечает и первым выходит из машины, а затем открывает мне дверь. Берёт за руку и ведёт к вратам, по пути купив у местной бабушки букет цветов.

— Карим, мы можем уйти, — повторяю до того, как мы входим на территорию кладбища.

— Не можем, — уверенно отвечает. — Иначе я не смогу тебе это рассказать. Это надо видеть.

— Это так страшно? — спрашиваю, но поддаюсь ему и позволяю себя вести вперёд, вилять среди оград и идти к одной-единственной. Которая изменит моё мнение о нём. — Ты помнишь, что мне нельзя нервничать?

— Да, — ободряюще приобнимает. — Поэтому тебе дали успокоительное в больнице. 

Вспоминаю лишнюю таблетку в таблетнице своих пилюль и вздыхаю. Он всё продумал заранее. Понимал, что рано или поздно ему придётся это сделать. И решил сейчас — до того, как мы съедемся и будем жить вместе, воспитывая нашу девочку.

— Это… это… — хочу что-то спросить, разглядывая два надгробия на небольшой огороженной территории, куда меня привёл Карим. Она на краю… вроде принадлежит кладбищу, а вроде и нет.

Одно надгробие — маленькое, продолговатое, с нарисованным на нём женским лицом. Девушка улыбается, и… она так красива. Словно модель, но не эти плоские и худые, как сейчас. Словами не описать, как прекрасна девушка… тело которой сейчас под землёй, судя по словам на могиле.

А второе надгробие больше первого раза в три — огромный камень с высеченными на нём четырьмя именами. Мужскими. 

У них с девушкой одна фамилия.

Как у Карима.

— Это могилы моей жены и наших детей, — мёртвым голосом произносит он, подтверждая мои мысли.