Шиповник [= Виновник страсти ] - Джуд Деверо Страница 37

— Откуда мне было знать, кто тебе больше по душе? — мягко спросил он. Линнет всплеснула руками.

— Да ты ведь никогда толком со мной не разговаривал. Корд насильно увез меня из городка, и, чтобы не оставаться с ним наедине, я убежала, невзирая на метель, я чуть не умерла. А тебя это тронуло? Ничуть! Единственное, что тебя беспокоило, так это мысль о том, что была я или нет близка с твоим соперником!

— А почему ты назвала меня своим братом? — прошептал он.

Линнет рассмеялась грубым, издевательским смехом.

— Да потому что ты был для меня всем — братом, отцом, матерью, сестрой — всем! Настолько я тебя любила. Тебе с твоим беспредельным эгоизмом никогда не понять, насколько сильным было мое чувство! А почему, по-твоему, я позволила тебе овладеть мною? От любви к тебе я стала такой дурочкой, что готова была жить с тобой, ни от кого не прячась. Тебе достаточно было шевельнуть пальцем — и я тут же примчалась бы. Боже, что со мной творилось, когда ты бросил меня… Тебе не понять. Но теперь все уже позади. Наконец-то я пришла в себя. То, что я испытывала к тебе, исчезло. Ты разрушал мою любовь кирпичик за кирпичиком, разрушал вечной твоей подозрительностью, вечными обвинениями, твоим постоянным недовольством. Теперь я хочу только одного — чтобы ты убрался из моей жизни. Я никогда больше не захочу видеть тебя. И будь уверен, уже через десять минут я забуду о том, что ты тут был, избавлюсь от неприятных воспоминаний.

Линнет прошла было мимо него, однако Девон схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

— Получается, что я был круглым дураком, не так ли? — только и спросил он, и по его глазам было видно, что он действительно что-то понял.

— Да, получается, — ответила она мрачным голосом, в котором все еще звучали гневные нотки.

— Получается, в этом и была моя ошибка, верно? Я любил тебя, но даже не подозревал об этом. Я боялся снова кого-нибудь полюбить. После того случая с Эми мне было страшно. Ты знала это, да, наверное, весь Шиповник знал… кроме меня самого. Я давно люблю тебя, однако по крайней своей дурости не понимал этого.

Линнет резко вырвала у него руку.

— И теперь что прикажете делать — упасть в ваши объятия и все простить, а потом зажить счастливой жизнью? Так не бывает. Ты хоть понимаешь, что ты сделал со мной? Не более часа назад ты обвинил меня в том, что я собираюсь ради денег выйти за кого-то замуж. Тебе когда-нибудь приходило в голову, как мне не хватает тепла и того, что кто-то может просто сказать: «Доброе утро!» без презрительной усмешки, без скрытых намеков на то, что я падшая женщина? Ты обвиняешь меня в том, что я способна улечься в постель с каждым взглянувшим на меня мужчиной, так знай: ты — единственный, кто прикасался ко мне!..

— Линнет, я…

— Не смотри на меня так! Теперь я могу позволить себе в этом признаться, поскольку мне абсолютно наплевать на то, что ты обо мне думаешь.

— Но я люблю тебя. Ведь я только что сказал, что люблю тебя!

— Ну да, и этого, по-твоему, достаточно, чтобы все утряслось? Почему ты не сказал мне об этом в ту ночь, когда наградил меня Мирандой? Почему ты не смог сказать мне этого в тот день, когда нашел меня, после того как Корд увез меня?

— Тогда я еще не знал. Ты должна простить меня.

— О! Я должна простить тебя! — саркастически передразнила Линнет. — Ты постоянно упрекал меня в том, что я хочу Корда, а теперь, спустя два года, снова врываешься в мою жизнь и обвиняешь в том, что я сплю с господином Сквайром! Да-да, с этим Сквайром! — задохнулась она.

— Линнет, пожалуйста. — Он взял ее за руку. — Ведь Миранда — моя дочь.

Она резко выдернула свою руку.

— Твоя? А где ты находился, когда я в течение шестнадцати часов производила ее на Божий свет, когда я лежала в послеродовой горячке целых две недели? А теперь смотрите-ка: в один прекрасный день его осенило — он понял, наконец, что я собой представляю!

На какую-то секунду их взгляды встретились, и Девон осознал, что она говорит чистую правду. Его голос был очень тихим, когда он начал:

— Раньше я никогда не задумывался над тем, что из себя представляю я сам и как я веду себя с тобой. И особенно тяжко для меня то, что я-то знаю, что я о тебе думал. Ты права. Я не решаюсь просить у тебя прощения, но… но мы не можем все начать сначала? Смогу ли я что-то исправить?

Ее глаза горели, а губы были плотно сжаты. — Хороша идейка: начать все сызнова, словно ничего и не было. Это невозможно! Я никогда больше не смогла бы поверить тебе и никогда не смогла бы полюбить. А ты… ты никогда не изменишься. Стоит мне сказать другому мужчине просто «привет!», как ты тут же опять примешься обвинять меня невесть в чем.

Уверена, что однажды ты начнешь выяснять, вправду ли Миранда твой ребенок. А вдруг чей-нибудь еще! У Корда ведь тоже синие глаза!

Девон так посмотрел на нее, словно его ударили, и шагнул в сторону.

— Значит, мне бесполезно что-то говорить или предлагать тебе?

— Бесполезно.

— Выходит, когда-нибудь кто-то другой станет отцом моей дочери?

— Моей дочери. У тебя нет никаких прав на нее. Вплотную приблизившись к Линнет, Девон положил свою руку на ее щеку — теплая жесткая ладонь на гладкой и мягкой коже.

— Я люблю тебя, Линна. Разве это ничего не значит? Я никому еще этого не говорил. Она холодно посмотрела на него.

— Когда-то в этих словах для меня заключался весь мир, но теперь слишком поздно. Он отошел от нее.

— Ты хочешь, чтобы я уехал отсюда и оставил тебя в покое?

— Да, — тихо сказала она. — Позволь мне по кусочкам восстановить в себе все, что было разрушено, и начать новую жизнь — для Миранды, для меня самой. Мне кажется, теперь я сумею это, потому что отныне я свободна от тебя.

Девон кивнул, быстро-быстро моргая длинными ресницами.

— Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе… — прошептал он, но голос изменил ему, и он, повернувшись, ушел.

Миранда сильно испугалась, услышав сердитый и громкий голос матери. Держа на руках котенка, она выглянула из-под веранды. Ее мать кричала на высокого человека, знакомого тети Нетти. Чем сильнее мама сердилась, тем больше глаза Миранды наполнялись слезами. Мамин крик совсем ей не нравился, и ей хотелось, чтобы он прекратился.

Слезы градом катились по ее щечкам, и Миранда уже открыла рот, чтобы в голос разреветься, но тут котенок спрыгнул с ее рук и понесся к дальнему крылу веранды. Миранда тут же закрыла рот и, сопя, стала наблюдать, как черно-белый котенок гоняется за большой голубой бабочкой. Встав на четвереньки, Миранда вслед за котенком выползла из-под веранды. С трудом поднявшись, она быстро засеменила по зарослям клевера вдогонку за котенком и бабочкой, мигом забыв о своем страхе, который навел на нее сердитый голос матери.

Дверь в школу оказалась открытой, и Миранда, теперь уже забыв о котенке, одну за другой преодолела три ступеньки. Здание школы было хорошо ей знакомо, она успела уяснить, что оно имеет какое-то отношение как к матери, так и к играм детей. Не удержавшись на неровном полу, она с размаху плюхнулась на ягодицы. Миранда собралась было заплакать, но, увидев, что рядом никого нет, кто мог бы ее услышать, передумала и, снова поднявшись на ноги, направилась к огромному письменному столу, стоявшему в глубине комнаты. Заглянув под стул, она увидела небольшое уютное углубление, такое теплое и незаметное, что тут же полезла внутрь. Осмотревшись, Миранда решила, что ей тут нравится. Она улеглась на бок и вскоре заснула.