Сладкая мука любви - Джил Грегори Страница 37

Такер толчком распахнул дверь и вошел в полицейский участок.

– Гилл!

Ответа не последовало. Никого. Такер обошел большой дубовый стол, заваленный бумагами, миновал этажерку с папками, пару объявлений с крупными заголовками «Разыскивается!», окно с опущенными зелеными жалюзи и выглянул в коридор, куда выходили двери обеих камер, сейчас пустых.

Шерифа нигде не было. Такер тихо выругался. В город он приехал по делам, а в участок зашел по дороге, чтобы потребовать у Уэсли Гилла объяснений. Время шло, ничего нового не происходило, и пора было выяснить, что, собственно говоря, делается для раскрытия преступления. Ждать возвращения шерифа Такер не мог, поскольку вечером предстояло клеймить молодых бычков – момент, весьма неподходящий для того, чтобы прохлаждаться в конторе Уэсли Гилла.

Поразмыслив, он решил оставить на видном месте записку и начал шарить среди бумаг в поисках чистого листка. И сразу же его внимание привлекла папка с надписью «Дело об убийстве Бо Гарретсона», лежавшая под стопкой газет.

Не колеблясь, Такер уселся за стол и раскрыл папку. Внутри лежал один-единственный лист, исписанный почерком Гилла. Такер пробежал взглядом сухо изложенные факты: время и место убийства, описание трупа и несколько строк свидетельских показаний ковбоя, который его обнаружил. В колонке «подозреваемые» было лишь одно имя – Уинтроп Маллой.

Закрыв папку, Такер собрался вернуть ее на место, но заметил скрепку, что-то крепившую к задней обложке. Это оказался бумажный пакет, а в нем – желтая шелковая головная повязка в зеленых травяных пятнах.

Поразмыслить над тем, что это может значить, он не успел. Дверь открылась, и появился шериф Гилл.

– Это еще что за новости? – гаркнул он, увидев Такера. – Много себе позволяешь, Гарретсон! Кто тебе позволил рыться в моих бумагах и совать нос в официальное расследование?

– Не кто, а что, – холодно отрезал Такер. – Смерть брата!

Он поднялся и медленно вышел из-за стола. Шериф был уже немолод и успел многое повидать, в том числе людей вне закона. Не раз ему приходилось встречать взгляд, говоривший, что человек готов на все. Именно такой взгляд был в этот момент у Такера Гарретсона, и это очень не понравилось Уэсли Гиллу.

– Я хочу знать, что это за платок.

– Узнаешь в конце расследования.

Шериф подошел, взял грязный кусок желтого шелка из рук Такера и, не сводя с Такера предостерегающего взгляда, сунул в пакет, который вместе с папкой спрятал в ящик, придавив сводом законов.

– Если не уберешься отсюда, Гарретсон, я тебя арестую.

– Попробуй! – сказал Такер, выпячивая подбородок.

Уэсли Гилл поморщился. Этот парень слишком много мнил о себе! Но не время обострять отношения с Гарретсонами. От проблем голова шла кругом. Помимо убийства Бо, было еще ограбление банка, и если во втором случае ни единой ниточки не вело к разгадке, то с первым дело обстояло куда более скверно. Сколько еще можно было скрывать некоторые подробности?

– А я говорю, что узнаю, какого черта этот платок пришит к делу об убийстве Бо! – не унимался Такер. – Пока не узнаю, не уйду!

Шериф молча занял свое место за столом, потер глаза и внезапно почувствовал себя старым и усталым. Он был сыт по горло упрямством как Гарретсонов, так и Маллоев.

– Ты мне всю голову раздолбил своим криком, – хмуро сказал он, в то время как Такер сверлил его яростным взглядом. – Ладно, будь по-твоему. В день смерти Бо я нашел эту повязку на южном пастбище Маллоя, неподалеку от старой сосны, что называется Деревом висельника. Это совсем рядом с местом преступления.

– Уже известно, кому эта тряпка принадлежит?

– Известно, – мрачно ответил шериф. – Уину Маллою.

Такер заскрежетал зубами. Перед его мысленным взором явилось окровавленное мертвое тело брата и сразу вслед за этим – Уинтроп Маллой на празднике в честь Дня независимости, со стаканом виски в руке, смеющийся и болтающий как ни в чем не бывало, словно совесть его была чиста. В эту минуту Такер отдал бы все за то, чтобы собственноручно всадить пулю меж глаз этому негодяю.

Он бросился к двери. Шериф выскочил из-за стола, кинулся вслед и ухватил его за рубашку у самого порога:

– Стой, парень! Я здесь представляю закон и требую…

Такер рванулся так, что затрещала ткань. Лицо его было искажено яростью.

– Закон, говоришь? Похоже, закона здесь нет! Скажи-ка мне, мистер законник, давно ты знаешь, чья это повязка?

– С первого же дня, – глухо ответил Гилл, отводя взгляд. – Когда я подобрал платок, сразу вспомнил, что видел такой на Уине. Для начала я решил прямо спросить его, но случай представился только в день приезда Эммы. Помнишь тот вечер, когда ты заявился в «Эхо»?

Довольно трудно было бы забыть, подумал Такер. Он помнил тот вечер по двум причинам. Во-первых, новая встреча с Эммой Маллой, после пяти лет воспоминаний о ней. Он был поражен тогда, как она переменилась. Уже с того вечера он не мог выбросить ее из головы, а после Дня независимости стало и того хуже.

Но была и вторая причина. В тот вечер он рассчитывал стать свидетелем ареста Уина Маллоя, – но ничего не вышло. Человек, застреливший его брата в спину, по-прежнему разгуливал на свободе.

– Ну и как прошла беседа? – зло усмехнулся он. – В теплой, дружеской обстановке?

– Уин сразу признался, что повязка принадлежит ему. Да погоди ты сучить руками, парень, дослушай до конца! Он не отрицает, что повязка его, но клянется, что понятия не имеет, как она попала на южное пастбище. По его словам, в то утро он не выезжал и уж тем более не стрелял никому в спину.

– А чего ты ожидал? Что он повалится тебе в ноги и во всем признается? – Такер презрительно, с ненавистью рассмеялся; смех этот был больше похож на скрип гравия. – Ты постарел и размяк, шериф. Говоришь, что представляешь закон, но ставишь дружбу превыше закона. Можешь ты, положа руку на сердце, сказать, что Маллой невиновен? Нет, не можешь! Ты хочешь верить в это, но в душе знаешь, что ошибаешься.