Пленница гарема - Джанет Уолч Страница 36

Накшидиль отложила инжир и окунула пальчики в чашу с розовой водой. Вытерев руки, она начала рассказывать:

— Я покинула монастырь и отплыла на Мартинику в каюте, которая была гораздо меньше той, какую нам отвели во время первого путешествия три года назад. Зина, моя няня, и я разместились вместе со своими вещами и всеми подарками, какие везли домой, на тесной койке.

Мы два дня терпели всяческие лишения. Когда ветры подняли большие волны, у нас началась морская болезнь. Капитан изменил положение парусов, чтобы противостоять шторму, но он не сказал нам, что ветры несут с собой не только стихию, но и навлекают проклятие пиратов с варварского берега ^[63].

Я лежала на узкой койке, меня тошнило, затем я почувствовала, что корабль начал тихо покачиваться, и вскоре заснула.

— Слава богу, — сказал я.

— Меня разбудили мужские голоса, крики и звуки чужого языка, который я не понимала. Потом я узнала, что капитан заметил весла пиратской галеры.

— Почему он не спасался бегством?

— Море успокоилось, и наш парусник почти не мог сдвинуться с места. Корсары окружили нас и поднялись на борт.

— Что вы делали?

— Дверь в мою каюту распахнулась, и двое дурно пахнувших мужчин стащили меня с койки. Не успела я и слова сказать, как они заковали мои ноги в тяжелые цепи, а на руки надели железные наручники.

Я беспомощно наблюдала, как один пират без рубашки с торчавшими на груди, словно свернувшиеся черви, пучками волос начал обшаривать каюту, раскрывать ящики, чемоданы в поисках добычи. Вдруг он обернулся и, сверкая глазами, направился ко мне. Я обхватила себя руками, но было уже поздно: пират заметил золотой медальон у меня на шее. Я прикрыла шею, но тут же почувствовала, что его волосатая лапа отбрасывает мою руку и срывает золотую цепочку. В этом месте я испытала жгучую боль.

— Накшидиль, я помню, что вы мне рассказывали о том медальоне, — заметил я.

— Мне его до сих пор не хватает, — пробормотала она, касаясь шеи. — Я вспомнила Сервантеса и его рассказы о том, как мавры держали его в плену. В моей памяти всплыла его поэма: мне захотелось, чтобы моя душа скорее «вознеслась к обиталищам блаженства на небесных просторах», нежели испытать ожидавшую меня жестокую судьбу.

— Как долго вы пробыли на корабле? — спросил я.

— Дни и ночи слились воедино. Через какое-то время один пират ткнул меня штыком в спину и заставил подняться на палубу. Я давно не видела дневного света и, к своему удивлению, почувствовала тепло раннего утреннего солнца и наблюдала, как оно освещает белые здания на берегу Алжира. Лучи солнца постепенно становились ярче, показались новые строения, белые каменные дома с террасированными крышами, поднимавшимися вверх, будто хор мальчиков, взбирающихся на холм. Этот вид вселил в меня надежду.

— А что случилось, когда вы сошли на берег?

— Нас вывели на пристань, я стояла позади команды корабля и пассажиров-мужчин, все еще закованных в цепи. Мое голубое платье порвалось, а руки и ноги были в синяках, но я почувствовала, что могу снова дышать. Я глазами стала искать Зина, но ее нигде не было видно.

— Что с ней случилось?

— Даже страшно подумать. Много месяцев я видела няню во сне, ее доброе круглое лицо и большие глаза. Но больше я не встретила ее.

— А как они поступили с вами?

— Они выстроили всех нас и заставили куда-то идти, затем один корсар увел меня. Он схватил своей лапой меня за руку и потащил вверх по крутой лестнице. Меня шатало, словно опрокинувшуюся лодку, пока я, спотыкаясь, шагала через лабиринт узких переулков старого города. Я едва плелась, но когда его рука коснулась моей груди, я сердито ринулась вперед и попыталась укусить его…