Прошлое - Алан Паулс Страница 36

Итак, он был обязан ей жизнью. И, как и всякий уважающий себя должник, больше всего боялся, что в один прекрасный день кредитор появится на пороге его дома и заберет все, что принадлежит ему по праву. Римини прекрасно отдавал себе отчет в том, что не сможет рассчитаться с Софией, но вместо того, чтобы успокоиться, осознав этот непреложный факт, он чувствовал себя, как человек, которого за неуплату пожизненного долга ведут на эшафот. Он задумывался над тем, какие альтернативные формы платежа София могла принять хотя бы в качестве процентов по долгу: встретиться с нею, чтобы разобрать наконец эти чертовы фотографии, или, например, созваниваться раз в неделю, или даже встречаться — просто так, по-дружески, чтобы поболтать с четверть часа о всяких пустяках, а потом, когда пройдет неловкость первых минут встречи, предаться воспоминаниям о том, что связывало их в прошлом; Римини уже составил было для себя предварительный график этих платежей, но — вот ведь незадача: София как сквозь землю провалилась. Шли дни, и Римини постепенно перестал ощущать себя агнцем, отданным на заклание и смиренно ожидающим разящего милосердного удара, — он чувствовал себя все более сильным, уверенным в себе и готовым к непростым, но конструктивным переговорам по поводу условий выплаты. Теперь ему казалось, что долг был, несомненно, значительным, но вовсе не был неоплатным. И вот, когда он вновь ощутил вкус к жизни, когда перестал бояться, что не разрушит ее какой-нибудь преступной небрежностью, когда вдруг осознал — ему даже хочется встретиться с Софией и убедиться в том, что он в состоянии без потерь пережить такое испытание, — она, как назло, исчезла; Римини почувствовал разочарование сродни тому, что испытывает заядлый игрок, организовавший турнир с отличным подбором участников и огромным призовым фондом, когда вдруг выясняется, что основные соперники по тем или иным причинам манкируют мероприятие.

Где-то через неделю Римини, выходя из душа, поставил ногу на край ванны, чтобы было удобнее вытираться, и вдруг обратил внимание на то, что ноготь на большом пальце наполовину пожелтел. Он опустил ногу и поставил ее рядом со второй — оба ногтя были примерно в одинаковом состоянии. «Грибок, — огласил свой вердикт врач-гомеопат. — Обычное дело». В жилах врача текла какая-то доля японской крови; иногда он представлялся, называя свою фамилию, а иногда — чтобы произвести впечатление на собеседника — креольскую фамилию жены; кроме того, Римини уже не раз замечал, что в зависимости от ситуации лицо доктора могло сильно меняться, становясь то практически монголоидным, то вновь приобретая вполне европейские черты. Римини настолько доверял этому человеку, который долгие годы лечил и его, и Софию, что даже не удосужился поинтересоваться у него, на чьей стороне остались его симпатии после развода пациентов: их расставание не сделало его сторонником кого-то одного из них. «А ногти вы посмотреть не хотите»? — поинтересовался Римини — и тотчас же раскаялся в своей глупости и бестактности: уж ему ли, постоянному пациенту, было не знать, что профессиональное любопытство гомеопата может простираться максимум до радужной оболочки глаза больного. «В этом нет необходимости, — как и следовало ожидать, ответил ему врач. — Если, конечно, вы не настаиваете». — «Нет-нет, — сказал Римини извиняющимся тоном. — Вот только хотелось бы знать, что мне теперь делать». — «Пока ничего», — заявил ему врач. «Как — ничего?» — Римини и заволновался, и успокоился одновременно; было в гомеопатии, и особенно в отношении его врача к срокам лечения и исцеления, что-то величественное и возвышенное. «Антибиотики, — задумчиво произнес гомеопат. — Вот единственное действенное средство. Но, во-первых, они токсичны, а во-вторых — их взаимодействие с другими лекарственными препаратами будет абсолютно непредсказуемым». — «С какими еще другими препаратами?» — удивился Римини. «А вы что, ничего не принимаете?» — «Нет, — сказал Римини, — уже несколько месяцев я ни от чего не лечился». — «Что ж, тогда приступим». На врача явно накатила волна профессионального энтузиазма; он положил локти на стол и подался вперед всем телом. «Что еще?» — поинтересовался он, совершенно сбив Римини с толку этим вопросом. Перебрав в памяти основные события своей жизни за последние несколько месяцев, он с самым невинным видом сказал: «Да вроде бы ничего. По крайней мере, ничего серьезного я не припоминаю». Подумав, он решил вернуться к тому вопросу, из-за которого он, собственно, и пришел на прием: «Хуже-то, надеюсь, не станет?» Врач, словно очнувшись, посмотрел Римини в глаза и переспросил: «Вы про что?» — «Про ногти». Доктор помолчал, улыбнулся, перелистал карточку Римини и, вновь неожиданно, словно рассчитывая застать его врасплох, спросил: «Потеете?» — «Не больше чем обычно», — заявил Римини. «Спите хорошо?» — «Да», — «Бессонница не мучает?» — спросил врач. «Да у меня никогда бессонницы не было», — ответил Римини. К этому моменту ему уже было не по себе. У него возникло ощущение, что беспорядочный и, на первый взгляд, нелогичный опрос, характерный для методики врачей-гомеопатов, на этот раз был лишь ширмой, за которой скрывалось желание выяснить у него что-то важное, что он, быть может, хотел бы и утаить. «Круги перед глазами, искры — по-прежнему бывают?» — «Наверное, да. Ну, может быть, иногда. По правде говоря, достаточно редко, чтобы я перестал обращать на это внимание». Врач вздохнул и перевернул формуляр опроса исписанной стороной вниз. «А как настроение?» — поинтересовался он. «Отлично», — ответил Римини. Он решил ограничиться этим кратким ответом, ничего к нему не добавляя. Однако врач продолжал выжидательно смотреть ему в глаза, и, почувствовав неловкость, Римини был вынужден уступить. «Все вроде бы понемногу устаканилось», — сказал он. «Понятно», — сказал врач. После паузы был задан очередной вопрос: «Какие-нибудь неприятности, переживания?» Римини насторожился: «Это вы о чем?» Он и сам почувствовал, что этот контрвыпад не прозвучал иронично, как ему того хотелось. «В прошлый раз, когда мы с вами виделись, вы, между прочим, были женаты», — напомнил ему доктор. В глаза Римини он не смотрел, что почему-то придало его словам особую значимость. Римини понял, что опрос сейчас перейдет в допрос. «Иногда люди находят не самые удачные и полезные способы восстановить душевное равновесие, — сказал доктор бесцветным голосом, как будто цитируя одну из аксиом своего профессионального катехизиса. Вдруг, сменив тон, он весьма живо поинтересовался: — Какие-то изменения? В образе жизни? В устоявшихся привычках? Наркотики? Про сексуальную жизнь ничего рассказать не хотите?» Римини поспешно обвел взглядом кабинет, пытаясь найти потайную дверь, через которую за мгновение до его появления вышла София, все про него рассказавшая доктору, и наверняка — весь покрытый синяками и ссадинами Хавьер, также ставший осведомителем. «А что, я, по-вашему, выгляжу как вконец распустившийся ловелас?» — снова переходя в контрнаступление, спросил Римини. Не обращая внимания на шутливую интонацию пациента, врач продолжил расспрашивать его: «В последнее время не взвешивались?» — «Нет, — ответил Римини. — А что, я, по-вашему, похудел?» — «Немного. Полагаю, килограмма на три-четыре». Перевернув формуляр, врач добавил несколько слов в одной из ячеек таблицы вопросов, одновременно доставая другой рукой папку с рецептами. «Хотите меня взвесить?» — спросил Римини. «Нет, — ответил врач, записывая что-то на бланке рецепта. — Если вы, конечно, не настаиваете». Римини колебался. Врач тем временем вырвал из папки первый экземпляр рецепта. «Ликоподиум десять…» — начал он, но Римини, не дослушав, перебил его: «Знаете, взвеситься мне, наверное, не помешало бы». Врач лишь улыбнулся в ответ и, хитро глядя на него, сказал: «Предлагаю отложить эту процедуру до нашей следующей встречи». Помахав рецептом перед глазами Римини, он вернулся к разговору о лекарстве. «Ликоподиум десять тысяч… Один… — Он на секунду запнулся: — Да, один пакетик. Перед сном. Лучше уже в постели. Помните, как принимать? — Говоря это, он пожал руку Римини и мягко, но настойчиво проводил его к дверям кабинета. — Насыпаете под язык и ждете, пока он рассосется. Да, и не забудьте позвонить мне через две недели».