Вам хорошо, прекрасная маркиза? - Алина Кускова Страница 36

И это было все! То есть больше ничего. Никаких намеков, никаких поэтов, никаких шифров и загадок. Того, одного-единственного письма не было и в помине. Я как-то даже стала сомневаться, а существует ли оно на самом деле. Не трюк ли это почившего в бозе хозяина дома, чтобы скрасить унылое существование своих оставшихся счастливо доживать наследничков?!

Только я подумала, что этой блестящей мыслью нужно будет поделиться с Артуром, как за дверью раздались его шаги.

– Катя, спускайся к столу, – позвал он.

И отчего эта простая фраза показалась мне приглашением в загс! Правда, сдобренным какой-то грустью и безысходностью. Письма-то нет!

– Письма нет, – нервно повела плечиком при моем появлении Марина. – Нигде! Это что, идиотская шутка?! Сегодня последний день поисков! Кому достанется поместье?! Давайте вызовем адвоката!

– Он сам к нам приедет первого января, – вздохнула Фаина.

– Я настаиваю на том, что письмо сгорело, – всхлипнул Костик.

– Смею вас заверить, молодой человек, – встрял Заславский, – что это была записка. Вполне возможно, довольно старая, прошлого века, но не старее. Пишите письма, сэр, пишите письма!

– Вы были сегодня на конюшне? – тяжело вздохнул Степан Терентьевич. – Удручающая картина.

Наверное, он решил поменять тему разговора. Но я бы на его месте воспользовалась чем-то менее трагическим.

– Ах, – вздохнула Фаина, – моя конюшня!

И осеклась, потому что вспомнила, что сегодня последний день всего того, что она привыкла считать своим.

– И зачем отцу только это понадобилось? – пробурчал Артур, явно жалея мачеху.

Это было уже что-то новенькое!

Только я перестала ревновать его к Марине, на уме у которой было только поместье и ничего другого, как неприятность подкараулила меня с другой стороны. Я всегда чувствовала, что у Давыдова хороший вкус! Не зря он нанял меня для исполнения роли жены. Но Фаина такая женщина без возраста, что с легкостью может завладеть нестойким мужским вниманием. Не говоря уже о том, что с легкостью обольстит, одурачит и бросит! Может быть, мне постараться как-то донести до Артура эти простые женские истины?!

Мы сидели за столом, Луша ухаживала за нами, и обедали. Шел третий час дня, последнего в этом году. И до новогодней ночи нужно было чем-то себя занять. Я решила, что наряжу и поставлю здесь елку! Настоящее зеленое дерево стояло только в господском доме. А в нашем висела одна мишура. Я спросила у Дуло, где можно взять елку. Он ответил, что где угодно – поместье большое и елок в нем много. Так мы с ним разговорились, договорившись до того, что он срубит и принесет мне после обеда небольшую елочку, которую я наряжу.

Я хотела объявить украшение новогоднего дерева доброй традицией всех присутствующих в поместье людей. Но отчего-то решила, что буду слишком навязчива. Хотя ничего криминального в том, чтобы украшать елку всем вместе, не было. Раньше подобные мероприятия всех сплачивали. Особенно, если елки были высокими и, чтобы дотянуться до макушки, требовалась помощь мужчин.

После обеда я напросилась к Степану Терентьевичу в помощницы. Уж лучше с ним ходить по лесу, чем сидеть в окружении расстроенных физиономий и разводить руками. Или, как Давыдов, курить одну сигарету за другой, думая об уплывшем наследстве. А ведь он, возвращаясь в родные пенаты, на что-то наделся! Если не сказать, что надеялся на все.

Я попыталась поднять ему настроение своим независимым видом, но он только промычал: «Смотри, не заблудись, я буду волноваться» – и опять уткнулся в созерцание облака дыма, выпускаемого из своего носа. Как только мужчины так беспечно управляются со своими органами дыхания, ума не приложу!

Мы шли со Степаном Терентьевичем в глубь леса мимо сгоревшей конюшни, которая в уже наступающих сумерках казалась внезапно затухшим очагом ада. Словно вчера в пламени плясали тысячи чертей, переворачивая мир с ног на голову, а сегодня зима как-то не по-хозяйски прикрывает следы их бесчинства белой дорожкой. Обуглившиеся стены чернели немым укором – если бы я знала, что в конюшне Костик со свечой, то не должна была допустить пожара.

– Да не было там этого письма никогда, – махнул рукой в сторону пожарища Дуло. – С чего они это только взяли?

– Степан Терентьевич, – набралась я наглости, – можно задать вам один вопрос?

– Задавай.

– А зачем вам письмо? Вот что вы с ним сделаете, если найдете?

– Фаине Борисовне отдам.

Он так просто ответил, что мне больше не требовались доказательства его преданной любви к вдове. В чем-то я даже ей позавидовала! Я вот тоже собиралась найти и отдать письмо Давыдову. Это что, вирус такой или повальное увлечение членами семьи Давыдовых?!

– Может, его вовсе не существует! – упрямо заявила я.

– Нет, оно есть, – хмыкнул Степан Терентьевич. – И все слишком просто, потому и не дается в руки. Мы не делаем чего-то главного, чего-то правильного, по мнению усопшего господина Давыдова.

– А можно еще один вопрос?

– Спрашивайте.

– Вы действительно не обручены с Фаиной?

– И вряд ли буду. Она все еще любит своего мужа.

– Тогда зачем вы с ней…

– А вы с Артуром?

Он посмотрел на меня так, словно уличил в чем-то неприличном.

Я пожала плечами, раз уж все очевидно, отнекиваться не буду.

– Смотрите, Катерина, какая славная елочка! – показала топором Дуло на дерево неподалеку от тропинки. – Рубим? А то скоро совсем стемнеет!

– Рубим, – кивнула я.

– Срубил он нашу елочку под самый корешок…

Это я напевала для поднятия настроения, потому что елка рубилась плохо, или топор был недостаточно заточен.

Если бы мне пару недель назад сказали, что я буду переживать за то, насколько остро заточен топор у мужика, находясь с ним в темном густом лесу, я бы ни за что не поверила! Но Степан Терентьевич не казался мне маньяком. Добрый пожилой мужчина, к тому же влюбленный. Вот и мне делает приятность – елку рубит. Разве можно разбрасываться такими кавалерами?! Нужно будет Фаине сказать, что живой мужчина в сто раз лучше мертвого! Пусть даже ее супруг и был сто раз идеальнее…

Нет, жалость все-таки плохой советчик. Ничего не стану я говорить Фаине, потому что она права. Любить нельзя по указке и просто потому, что человек живой и хороший. К хорошим людям нужно хорошо относиться, по-человечески. А любовь – это такая непонятная субстанция, она появляется сама собой и совершенно неуправляема.

– Вам помочь, Степан Терентьевич?

– И чем же ты мне поможешь, Катерина? – усмехнулся он. Но в этот самый момент топор обрушился на ствол еще раз, и дерево поддалось. – Гляди ж ты! Помогла.

– У меня аура хорошая, – я поспешила похвастаться.