Дуэль - Барбара Мецгер Страница 36

Когда Мона поняла, что ей не удастся воздействовать на него метательными снарядами, она прибегла к слезам.

– У меня нет денег в банке, и мне некуда идти, – заплакала она.

– Ни то ни другое меня не касается.

– Я старею и дурнею. Я никому не нужна.

К тому же она еще и толстеет, подумал он, но ему слишком нравились еще не разбитые жадеитовые статуэтки, и он промолчал.

Когда он не высказал немедленного несогласия с ее словами, которыми она хотела вызвать у него жалость, она вскрикнула:

– Значит, вы считаете меня старой и некрасивой?

На этот раз Йен не успел уклониться. Ее кулак угодил ему прямо в ухо. По крайней мере, ему не придется какое-то время слышать ее вопли. Увы, когда звон в ушах прекратился, оказалось, что она все еще шлет проклятия по адресу негодяев, которые используют женщин, а потом их бросают.

– Если вы выгоните меня, я расскажу всем, какой вы бессердечный.

Йен потер ухо и хмыкнул, совсем как Уигги, выражая свое равнодушное презрение.

– И какой вы скупой.

Йен поднял брови. Оба они знали, что этому никто не поверит, особенно когда на руке у нее надет тяжелый браслет с бриллиантами.

– И вы держите здесь мисс Ренслоу, спрятав ее от всех глаз, так что никто не может ее видеть.

Он насторожился.

– Об этой молодой леди мы говорить не будем, с вашего разрешения.

– А ее брат, он ведь никому не рассказывает, как получилось, что его ранили.

– Эта тема вообще не подлежит обсуждению.

– Или в чем обвиняют Пейджа.

– Вы можете переночевать здесь, но утром вы уедете, не поговорив с мисс Ренслоу.

– Как, я не могу поговорить о дуэли с вашим цыпленочком? Или вы хотите сказать, что она ничего не знает? – Мона издала не приличествующий леди звук. – Только тот, у кого вместо головы кочан капусты, поверит в эту напыщенную болтовню о состязании в джентльменском искусстве. Кто-то, кто временно оказался без дома и без денет, Обязан рассказать ей правду.

– Прекрасно, я оплачу ваш счет в гостинице.

Мона пошла с козыря – ведь она почти выиграла.

– Неужели вы боитесь, что эта маленькая простушка перестанет думать, что вы создали луну и звезды?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

Она снова фыркнула:

– Да бросьте, милый мой. Я не вчера родилась на свет. Ваша маленькая девственница думает, что вы способны шествовать по водам. Мне было бы очень неприятно лишить ее этих иллюзий.

И он отдал ей ключи от своего дома, в Кенсингтоне. В гостиницу придется переехать ему самому.

– Но это не навсегда, не забывайте. У нас была связь, а не сделка, и связь эта кончилась. Я не беру вас на содержание, не оплачиваю ваши счета, не даю вам денег на жизнь. Я не стану показываться где-либо вместе с вами. Честно говоря, я вообще не желаю вас видеть, в особенности я не желаю видеть вас рядом с мисс Ренслоу. Это ясно?

Она поцеловала его в щеку, рядом с тем местом, где под ухом все еще оставалось красное пятно от ее кулака.

– Превосходно, милый.

Она обняла его в знак благодарности.

Йен был не настолько груб, чтобы оттолкнуть ее. Он слегка погладил ее по спине, посмотрел в окно через ее плечо и встретился глазами с мисс Ренслоу.

Нужно было выпрыгнуть из окна – тогда, когда у него была такая возможность.

Какое счастье, что сердце Афины не отдано безвозвратно лорду Мардену! Иначе она могла бы расстроиться. Но она не расстроилась – ничуть. Она смахнула с лица каплю ночного тумана и вошла в дом. Она отвела Рому наверх, в комнату Троя, и проверила, спит ли он. Она сняла накидку и разгладила платье, после чего спустилась вниз и сказала Халлу, что подождет ухода графа в холле. Дворецкий бросил взгляд на ее воинственную позу со скрещенными на груди руками, на ее сверкающие бирюзовые глаза и поспешно сослался на дело, которое ждет его в винном погребе.

Лорд Марден сказал, что не будет ночевать дома, чтобы заткнуть рот сплетникам. Она даст ему десять минут, не более, чтобы спуститься по мраморной лестнице. Если он за это время не уедет в гостиницу, не уйдет из комнаты этой женщины, она начнет собирать свои вещи. Она не намерена оставаться под одной крышей с похотливым повесой и его пышнотелой любовницей. Она не может этого сделать, зная, что они лежат в красивой Розовой спальне, что их тела сплелись, словно побеги вьющихся роз на трельяже. Представив себе это зрелище, Афина залилась румянцем… и ощетинилась, словно рассерженный еж.

Они взрослые, но это не имеет значения. Это не ее дело, но это не имеет значения.

Этот дом принадлежит лорду Мардену, и он имеет полное право вести себя здесь так, как ему заблагорассудится, но это не имеет значения.

Да, он сказал ей, что она может считать Мэддокс-Хаус своим домом. Но ведь ни одна леди не станет мириться с такими вещами в своем доме. Невестка Афины уволила лакея и горничную только за то, что их застали, когда они держались за руки. Граф держал леди Пейдж не за руку, а за другое место.

Это может оказать дурное влияние на ее брата. Именно так она и скажет – Трой слишком молод, чтобы жить в атмосфере распущенности. Он восхищается графом и может подумать, что столь разнузданное поведение прилично для джентльмена, что в нем есть даже некое удальство.

Но такое поведение неприлично. Афина понимала, что холостяки – а зачастую и женатые мужчины – имеют любовниц, но ведь они не держат их в собственных домах, и, уж конечно, не тогда, когда у них в доме живут благовоспитанные гости. Сквайра Дейтона обвинили в том, что он заигрывает со своей экономкой, и разразился настоящий скандал. Все соседи отказались принимать его приглашения.

Кроме того, у леди Пейдж есть муж! Афина не могла решить, лучше ли незамужняя любовница, чем замужняя, хотя женатый мужчина, изменяющий жене, вызывает гораздо больше презрения, чем холостяк. Хотя леди Пейдж могла и солгать насчет своего уехавшего супруга, как солгала она, что дружит с сестрой графа.

Не важно. Либо леди Пейдж, либо Афина должна уехать. Афина не знала, кого из них предпочтет лорд Марден: темноволосую соблазнительную красавицу или ее – слишком худенькую и причиняющую столько беспокойства. Афина могла бы отправиться к дяде, надеясь, что Троя можно будет перевезти туда утром. Ей совсем не улыбалось жить там одной в обществе Макелмора, но это все же лучше, чем общество, в котором она оказалась здесь, в Мэддокс-Хаусе.

Да, так она и сделает – уедет отсюда сегодня же. Забудет свое дурацкое увлечение. Оно было и прошло, его больше не существует. И все тут.

В этот момент появился граф. Волосы у него были взлохмачены, галстук съехал набок, на лице горело красное пятно – от поцелуев, подумала Афина. Господи, какая пылкая пара! И какая стремительность! Ведь не прошло еще и десяти минут. Она не позволила признаться самой себе, что этот человек выглядит неприлично привлекательным в таком неприличном виде.