Черепаший вальс - Катрин Панколь Страница 36

— Гортензия! Ты жухаешь! Закрой глаза сейчас же!

Она подчинилась, но навострила уши. Человек волочился по полу и шуршал, как бумага. У него еще и обуви нет, ноги обернуты газетами! Бомж! Она притащила к нам бомжа! Гортензия зажала нос. Нищие воняют. Приоткрыла одну ноздрю, пытаясь уловить мерзкий смрад, но не унюхала ничего подозрительного. Наверное, Зоэ заставила его принять душ, потому и задержалась. Потом ноздри защекотал легкий запах свежего клея. Да еще это шуршание во тьме — словно кошка трется о мебель. Она безнадежно вздохнула и приготовилась ждать.

«Привела клошара, — думал Филипп, — одного из тех нищих стариков, что справляют Рождество на улице, укрывшись в картонной коробке. Я не против. С каждым из нас может случиться беда». Не далее как вчера, ожидая такси на Северном вокзале, он встретил бывшего коллегу, который шел, опираясь на палку. У него был артроз коленного сустава, крошился хрящ, и он с трудом стоял на ногах. От операции отказался. «Знаешь, Филипп, если не работать два-три месяца — это все, ты уже отстал». — «А я уже полгода ничего не делаю, и мне все равно», — ответил ему Филипп. Я наслаждаюсь жизнью, и мне это нравится, думал он, глядя, как тот удаляется, прихрамывая. Я покупаю произведения искусства, и я счастлив. А еще целую единственную женщину в мире, которую не имею права целовать. Он снова ощутил на губах вкус поцелуя, долгий, сочный, напоенный оттенками. Вкус чернослива, привкус арманьяка… Он блаженно улыбался в темноте. В следующий раз, как поеду в Нью-Йорк, возьму ее с собой. Будем жить там тайно, счастливо, любоваться прекрасными полотнами, вместе ходить по аукционам. За последние две недели в Нью-Йорке этого товара было продано на миллиард триста тысяч долларов: примерно такова сумма закупок Центра Помпиду за двести пятьдесят лет. Может, открыть частный музей, выставить свои приобретения? Я научу Александра покупать картины. На днях на аукционе «Кристис» счастливым обладателем скульптуры Джеффа Кунса «Cape Codder Troll» [44]стал десятилетний мальчик, восседавший между отцом, крупным торговцем недвижимостью, и матерью, известным психиатром. Детский каприз обошелся им в триста пятьдесят две тысячи долларов, но как они гордились своим чадом! Александр, Жозефина, Нью-Йорк, искусство — счастье зародилось словно ниоткуда, из поцелуя с каштанами, а теперь росло, росло, заполняя все его существо.

— Включаю свет, и можете открывать глаза, — объявила Зоэ.

Все ахнули. Вместо пустого стула у стола стоял… Антуан. Фотография Антуана в натуральную величину, наклеенная на пенопласт.

— Разрешите представить вам папу, — торжественно произнесла Зоэ. Глаза ее сверкали.

Все в замешательстве уставились на Антуана. Потом на Зоэ. Потом опять на Антуана, словно ожидая, что он вот-вот оживет.

— Он собирался приехать на Рождество, но ему помешали неотложные дела. Но он все равно должен праздновать с нами, потому что Рождество без папы — не Рождество. Никто не может заменить папу. Никто. И мне бы хотелось, чтобы все подняли бокал за здоровье папы и сказали, что ждут его с нетерпением.

Видимо, она выучила свою речь наизусть — ни разу не сбилась. И не сводила глаз с фигуры отца в охотничьем костюме.

— Я забыла! Наряд у него не самый шикарный, не рождественский, но он надеется, что вы его извините… После всего, что с ним случилось, ему не до элегантности. Ведь ему столько пришлось пережить!

На Антуане была бежевая спортивная рубашка, белый шейный платок и холщовые штаны цвета хаки. Из-под закатанных рукавов виднелись загорелые руки. Он улыбался. Короткие каштановые волосы, смуглое лицо, гордый взгляд: заправский охотник, лихой и отважный. Правую ногу поставил на убитую антилопу, но ни ноги, ни антилопы не видно за скатертью. Жозефина узнала фотографию: она была сделана незадолго до его ухода из фирмы «Ганмен», когда судьба еще улыбалась ему, когда еще не было и речи ни о каких слияниях и увольнениях. Эффект был потрясающий: у всех создалось ощущение, что Антуан и в самом деле сидит с ними за столом.

Александр в ужасе отшатнулся на стуле, отчего фигура Антуана покачнулась и рухнула на пол.

— Ты не хочешь его поцеловать, мам? — спросила Зоэ, гордо водружая на место изображение отца.

Оцепеневшая Жозефина мотнула головой. Невозможно. Неужели он и вправду жив? Может быть, он тайком от меня встречался с Зоэ? Кто додумался до этого кошмарного спектакля — он или сама Зоэ? Она застыла напротив фальшивого Антуана, пытаясь хоть что-то понять.

Филипп и Ширли переглянулись: оба, краснея и кусая губы, изо всех сил старались не расхохотаться. «Очень похоже на этого опереточного охотника — явиться и испортить нам праздник, — издевалась про себя Ширли. — Сам-то вечно обливался по́том со страху, если надо было два слова сказать на публике!»

— Какая ты негостеприимная, мам! Надо же поцеловать мужа в рождественский вечер. Вы, между прочим, все еще женаты.

— Зоэ… Ну пожалуйста… — пролепетала Жозефина.

Гортензия смотрела на портрет отца, теребя прядь волос.

— Это что за спектакль, Зоэ? Римейк «Захватчиков» [45]или «Возвращение папули»?

— Папа не смог к нам приехать, вот мне и захотелось, чтобы у него было место за столом и мы выпили за его здоровье!

— Ты хотела сказать «Плоский папа»! — бросила Гортензия. — Так эти штуки называются в Америке, и ты это прекрасно знаешь, Зоэ!

Зоэ и глазом не моргнула.

— Она не сама это выдумала, а вычитала в английских журналах. Flat Daddy! [46]Это американцы изобрели. Вернее, жена одного солдата, который служил в Ираке, приехал в увольнительную, а четырехлетняя дочка его не узнала. А потом семьи солдат Национальной гвардии тоже захотели такую штуку, и пошло-поехало. Теперь каждая семья американского военного, служащего за границей, может заказать себе «Плоского папу». В общем, идея не нова. Зоэ просто решила обломать нам кайф, вот и все.

— И вовсе нет! Я просто хотела, чтобы он был с нами.

Гортензия резко распрямилась, словно отпущенная пружина.

— Чего ты добиваешься? Чтобы мы все чувствовали себя виноватыми? Хочешь показать, что ты одна его не забыла? Что только ты его любишь по-настоящему? Не вышло, детка. Потому что папа умер. Полгода назад. Его сожрал крокодил! Мы тебе не говорили, щадили тебя, но это правда!

— Нет, это ложь! — завопила Зоэ, затыкая уши. — Никто его не съел, он прислал нам открытку!

— Да эта открытка завалялась на почте, ей сто лет!

— Врешь! Все ты врешь! Это новая открытка от папы, он живой! А ты грязная вонючая вошь, ты бы всех со свету сжила, чтобы остаться одной в целом мире! Вошь ты мерзкая! Вошь! — всхлипывая, кричала она что есть силы.

Гортензия откинулась на спинку стула, утомленно махнув рукой: